Неточные совпадения
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса
больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее
пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Багратион оглянул свою свиту своими
большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он
послал его.
В
большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего-то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и
послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что́?
— Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея,
пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с
большим открытым лбом и необычайною, странною белизной продолговатого лица.
Больше половины дам имели кавалеров и
шли или приготовлялись итти в польский.
С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а
больше посылал своих молодцов.
И как будто для того, чтоб еще
больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву
послал адъютанта за дежурным.
Но чем дальше он
шел, чем
больше он развлекался всё прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем
больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале дворянского собрания
шел гул и движение. У одного
большого стола, под портретом государя, сидели, на стульях с высокими спинками, важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Но по дороге, по
большой дороге, по которой
шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады.
Каменский на Рущук солдат
послал, а я их одних (терпение и время)
посылал и взял
больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил.
Ополченцы и те, которые были в деревне, и те, котóрые работали на батарее, побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге,
шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчими. За ними солдаты и офицеры несли
большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон
шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека — Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска
пошли в Россию по воле одного человека — Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна, потому что у Наполеона был
большой насморк 26-го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно-последовательно.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер
пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова, с его белою с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по
большой дороге.
Пьер
пошел на батарею, и адъютант поехал дальше.
Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
— Я
пойду, — сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему,
большими шагами
пошел в другую сторону.
Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и отданной на жертву огню (
большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем, только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшею
славой русского народа.
«
Слава Богу, что этого нет
больше», подумал Пьер, опять закрываясь с головой. «О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они всё время до конца были тверды, спокойны»… подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты, те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они — эти странные, неведомые ему доселе люди, они ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ
шел на Три Горы с оружием, и что там будет
большое сражение.
За щитами
больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами
пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом вдоль стен к Знаменке.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было
больше с семейством: он
пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
— Батюшка! Отец! — закричала она, хватая его за ноги. — Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска,
иди, мерзкая, проводи, — крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще
больше выказывая свои длинные зубы.
Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь
шла по старому; и из-за хода этой жизни надо было делать
большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ.
При всех этих подкапываниях, предметом интриг
большею частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело
шло независимо от них, именно так, как оно должно было итти, т. е. никогда не совпадая с тем, чтó придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные,
шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из
Большой Ордынки.
По лесу, между деревьев
большими легкими шагами
шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками человек в куртке, лаптях и казанской шляпе с ружьем через плечо и топором за поясом.
Половина обоза с сухарями, который
шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые
шли впереди, не было ни одного
больше; они все исчезли.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что-то говорили над ним. Пьер не оглядывался
больше. Он
шел, прихрамывая, в гору.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от
большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так
шли до конца. Бертье писал своему Государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал...
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась во-первых сама собою, так как французы бежали и потому следовало только не останавливать этого движения. Во-вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и в-третьих тем, что
большая русская армия
шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Кутузов не понимал того, чтó значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей
славы, русскому человеку, как русскому, делать
больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
— Ну, messieurs et mesdames, — сказал Николай громко и как бы весело (графине Марье казалось, что это нарочно, чтоб ее оскорбить), — я с шести часов на ногах. Завтра уж надо страдать, а нынче
пойти отдохнуть. — И не сказав
больше ничего графине Марье, он ушел в маленькую диванную и лег на диван.
— О,
пойду смотреть, — вскакивая сказал Пьер. — Ты знаешь, сказал он, останавливаясь у двери: отчего я особенно люблю эту музыку — они мне первые дают знать, что всё хорошо. Нынче еду: чем ближе к дому, тем
больше страх. Как вошел в переднюю, слышу заливается Андрюша о чем-то, ну, значит, всё хорошо…
Он не мог бы жить потому, что все стремления людей, все побуждения к жизни суть только стремления к увеличению свободы. Богатство — бедность,
слава — неизвестность, власть — подвластность, сила — слабость, здоровье — болезнь, образование — невежество, труд — досуг, сытость — голод, добродетель — порок суть только
большие или меньшие степени свободы.