«Он должен был поступить так-то и так-то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12-го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз,
дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовою частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк и т. д.»
Неточные совпадения
— И вот и всё, за чтó государство заплатило миллионы! — сказал он. — Мы хотим
дать новую судебную
власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому-то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Дайте ему настоящую
власть, потому что война не может итти успешно без единства начальствования, и он покажет то, чтò он может сделать, как он показал себя в Финляндии.
— Allez donc, il у voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте,] — сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с тем покашливанием, которым он разрешал все трудности. — Allez, il у voit assez, — повторил он. — И чему я рад, — продолжал он, — это тому, что государь
дал ему полную
власть над всеми армиями, над всем краем —
власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, — заключил он с победоносною улыбкой.
—
Дай Бог только, чтобы князь Кутузов, — сказала Анна Павловна, — взял действительную
власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса — des batons dans les roues.
Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать
власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение,
дать почувствовать, что всё сделано Бенигсеном.
Он знал, что находился во
власти этих людей, что только
власть привела его сюда, что только
власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его.
Случайность, миллионы случайностей
дают ему
власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой
власти.
Случайность и гениальность
дают ему победу под Аустерлицом, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его
власть, название, которое он себе
дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем-то прекрасным и разумным.
Ежели бы история удержала старое воззрение, она бы сказала: Божество, в награду или в наказание своему народу,
дало Наполеону
власть и руководило его волей для достижения своих божественных целей. И ответ был бы полный и ясный. Можно было веровать или не веровать в божественное значение Наполеона; но для верующего в него, во всей истории этого времени, всё бы было понятно и не могло бы быть ни одного противоречия.
Если бы область человеческого знания ограничивалась одним отвлеченным мышлением, то, подвергнув критике то объяснение
власти, которое
дает наука, человечество пришло бы к заключению, что
власть есть только слово и в действительности не существует. Но для познавания явлений, кроме отвлеченного мышления, человек имеет орудие опыта, на котором он поверяет результаты мышления. И опыт говорит, что
власть не есть слово, но действительно существующее явление.
Для Круциферских Крупов представлял действительно старшего в семье — отца, дядю, но такого дядю, которому любовь, а не права крови
дали власть иногда пожурить и погрубить, — что оба прощали ему от души, и им было грустно, когда не видали его дня два.
Евангелие Иоанна различает двоякое рождение: «От плоти и крови и похоти мужа» [«Тем, которые приняли Его…
дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин. 1:12–13).] и от Бога; второе рождение дает «власть быть сынами Божиими».
Неточные совпадения
Над городом парит окруженный облаком градоначальник или, иначе, сухопутных и морских сил города Непреклонска оберкомендант, который со всеми входит в пререкания и всем
дает чувствовать свою
власть.
— Ежели есть на свете клеветники, тати, [Тать — вор.] злодеи и душегубцы (о чем и в указах неотступно публикуется), — продолжал градоначальник, — то с чего же тебе, Ионке, на ум взбрело, чтоб им не быть? и кто тебе такую
власть дал, чтобы всех сих людей от природных их званий отставить и зауряд с добродетельными людьми в некоторое смеха достойное место, тобою «раем» продерзостно именуемое, включить?
Если ты над нею не приобретешь
власти, то даже ее первый поцелуй не
даст тебе права на второй; она с тобой накокетничается вдоволь, а года через два выйдет замуж за урода, из покорности к маменьке, и станет себя уверять, что она несчастна, что она одного только человека и любила, то есть тебя, но что небо не хотело соединить ее с ним, потому что на нем была солдатская шинель, хотя под этой толстой серой шинелью билось сердце страстное и благородное…
Другой бы на моем месте предложил княжне son coeur et sa fortune; [руку и сердце (фр.).] но надо мною слово жениться имеет какую-то волшебную
власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне
даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, — прости любовь! мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова.
И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной
властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле
даль!