Неточные совпадения
Несмотря на то, что чья-то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо
вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или
графа, и, узнав, что
графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у
графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами
вошел в комнату.
Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы
графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо,
граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на-цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что́ делалось в доме) о получении письма, тихим шагом
вошла к
графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся.
— Не
входите, — сказала она старому
графу, шедшему за ней, — после, — и затворила за собой дверь.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве,
вошел молодой
граф.
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански-кротким видом, никогда не покидавшим ее,
вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала
графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
Через неделю после его приезда молодой польский
граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету,
вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым
входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему...
24-го июня вечером,
граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и
вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
За несколько дней до свадьбы Берг
вошел рано утром в кабинет к
графу и с приятною улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что́ будет дано за графиней Верой.
— Скоро ли, наконец? — сказал
граф,
входя из-за двери. — Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый
граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна-шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа
вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, чтó она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
— Ну, Господи благослови, — проговорил
граф, полу-шутя, полу-серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился,
входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна.
— Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! — сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и
вошла. «Гадко, скверно, — в моем доме, — мерзавка-девчонка, только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от
графа». Марья Дмитриевна решительными шагами
вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтоб исполнить свое поручение. Наташа была в постели,
граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня
вошла к Марье Дмитриевне.
Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно
вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие-то приказания своему адъютанту.
Он, пыхтя и что-то бормоча про себя,
вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда
граф у Ростовых, то до 12-го часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
«Неприятель
вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», старательно читала Соня своим тоненьким голоском.
Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
В это время быстрыми шагами пред расступившеюся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами,
вошел граф Растопчин.
В то время как Пьер
входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от
графа.
Пьер
вошел в кабинет
графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как
вошел Пьер. Невысокий человек говорил что-то и, как только
вошел Пьер, замолчал и вышел.
— Пожалуйте, ваше сиятельство, в галлерею: там как прикажете на счет картин? — сказал дворецкий. И
граф вместе с ним
вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
Соня вздохнула и ничего не отвечала.
Граф, Петя, m-me Schoss, Мавра Кузьминишна, Васильич
вошли в гостиную и, затворив двери, все сели и, молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Полицеймейстер, которого остановила толпа, и адъютант, который пришел доложить, что лошади готовы, вместе
вошли к
графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе
графа стояла огромная толпа народа, желавшего его видеть.
Неточные совпадения
Кроме Белоконской и «старичка сановника», в самом деле важного лица, кроме его супруги, тут был, во-первых, один очень солидный военный генерал, барон или
граф, с немецким именем, — человек чрезвычайной молчаливости, с репутацией удивительного знания правительственных дел и чуть ли даже не с репутацией учености, — один из тех олимпийцев-администраторов, которые знают всё, «кроме разве самой России», человек, говорящий в пять лет по одному «замечательному по глубине своей» изречению, но, впрочем, такому, которое непременно
входит в поговорку и о котором узнается даже в самом чрезвычайном кругу; один из тех начальствующих чиновников, которые обыкновенно после чрезвычайно продолжительной (даже до странности) службы, умирают в больших чинах, на прекрасных местах и с большими деньгами, хотя и без больших подвигов и даже с некоторою враждебностью к подвигам.
Вот выучил крестник!»
Граф Наинский
вошел: «Мими лапку дает!» На меня смотрит чуть не со слезами умиления.
Помнится, я пробродил целый день, но в сад не заходил и ни разу не взглянул на флигель — а вечером я был свидетелем удивительного происшествия: отец мой вывел
графа Малевского под руку через залу в переднюю и, в присутствии лакея, холодно сказал ему: «Несколько дней тому назад вашему сиятельству в одном доме указали на дверь; а теперь я не буду
входить с вами в объяснения, но имею честь вам доложить, что если вы еще раз пожалуете ко мне, то я вас выброшу в окошко.
Адуев не совсем покойно
вошел в залу. Что за
граф? Как с ним вести себя? каков он в обращении? горд? небрежен?
Вошел.
Граф первый встал и вежливо поклонился. Александр отвечал принужденным и неловким поклоном. Хозяйка представила их друг другу.
Граф почему-то не нравился ему; а он был прекрасный мужчина: высокий, стройный блондин, с большими выразительными глазами, с приятной улыбкой. В манерах простота, изящество, какая-то мягкость. Он, кажется, расположил бы к себе всякого, но Адуева не расположил.
Вошли; маменька и говорит: «Вот,
граф, это моя дочь; прошу любить да жаловать».