Призванный старый камердинер Тихон, с
опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал: «слушаю-с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
И одежды, и седла, и поводья, всё было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля и
опавшие листья, которыми была уложена дорога.