Неточные совпадения
Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой
науки — стратегии, войны, план которой
был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии, подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
Пфуль
был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и потому именно, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи —
науки, т. е. мнимого знания совершенной истины.
Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину,
науку, которую он сам выдумал, но которая для него
есть абсолютная истина.
Те, давно и часто приходившие ему, во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может
быть никакой военной
науки, и поэтому не может
быть никакого, так называемого, военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла
быть теория и
наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут
быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может
быть определена?
Дух войска —
есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя,
есть задача
науки.
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за всё совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, имеющее как и каждый человек, свои личные привычки, страсти, стремления к добру, красоте, истине, — что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не
было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся
наукой, т. е. читанием книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Казалось бы, что отвергнув верования древних о подчинении людей Божеству и об определенной цели, к которой ведутся народы, новая
наука должна бы
была изучать не проявления власти, а причины, образующие ее. Но она не сделала этого. Отвергнув в теории воззрения прежних историков, она следует им на практике.
В области
науки права, составленной из рассуждений о том, как бы надо
было устроить государство и власть, если бы можно
было всё это устроить, всё это очень ясно; но в приложении к истории это определение власти требует разъяснений.
Наука прàва рассматривает государство и власть, как древние рассматривали огонь, как что-то абсолютно существующее. Для истории же государство и власть
суть только явления точно так же, как для физики нашего времени огонь
есть не стихия, а явление.
От этого-то основного различия воззрения истории и
науки прàва происходит то, что
наука прàва может рассказать подробно о том, как, по ее мнению, надо бы устроить власть и чтó такое
есть власть, неподвижно существующая вне времени; но на вопросы исторические о значении видоизменяющейся во времени власти, она не может ответить ничего.
Теория о перенесении совокупности воль масс на исторические лица, может
быть, весьма много объясняет в области
науки права, и может
быть, необходима для своих целей; но в приложении к истории, как только являются революции, завоевания, междоусобия, как только начинается история, — теория эта ничего не объясняет.
Если бы область человеческого знания ограничивалась одним отвлеченным мышлением, то, подвергнув критике то объяснение власти, которое дает
наука, человечество пришло бы к заключению, что власть
есть только слово и в действительности не существует. Но для познавания явлений, кроме отвлеченного мышления, человек имеет орудие опыта, на котором он поверяет результаты мышления. И опыт говорит, что власть не
есть слово, но действительно существующее явление.
Но точно так же, как предмет всякой
науки есть проявление этой неизвестной сущности жизни, сама же эта сущность может
быть только предметом метафизики, — точно так же проявление силы свободы людей в пространстве, времени и зависимости от причин составляет предмет истории; сама же свобода
есть предмет метафизики.
В
науках о живых телах то, чтó известно нам, мы называем законами необходимости; то, что неизвестно нам, мы называем жизненною силою. Жизненная сила
есть только выражение неизвестного остатка от того, чтó мы знаем о сущности жизни.
Всего, что знал еще Евгений, // Пересказать мне недосуг; // Но в чем он истинный был гений, // Что знал он тверже всех наук, // Что было для него измлада // И труд, и мука, и отрада, // Что занимало целый день // Его тоскующую лень, — //
Была наука страсти нежной, // Которую воспел Назон, // За что страдальцем кончил он // Свой век блестящий и мятежный // В Молдавии, в глуши степей, // Вдали Италии своей.
Неточные совпадения
Городничий. Также, если
будет ваше желание, оттуда в уездное училище, осмотреть порядок, в каком преподаются у нас
науки.
Верь мне, что
наука в развращенном человеке
есть лютое оружие делать зло.
Г-жа Простакова. Без
наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою
был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом
был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю; да и не за что.
Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота. Денег нет — что считать? Деньги
есть — сочтем и без Пафнутьича хорошохонько.
3) Устраивать от времени до времени секретные в губернских городах градоначальнические съезды. На съездах сих занимать их чтением градоначальнических руководств и освежением в их памяти градоначальнических
наук. Увещевать
быть твердыми и не взирать.