Неточные совпадения
В кабинете, полном дыма, шел разговор о
войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел
на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то
на один бок, то
на другой, с видимым удовольствием
смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Дело же очевидно было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и
Войны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто
посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как
война застала его
на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений
смотрел на то, чтò совершалось тогда в России.
Даву поднял глаза и пристально
посмотрел на Пьера. Несколько секунд они
смотрели друг
на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий
войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба. они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой всё, чтò было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный trésor. [сокровище.] Увидав обоз, загромождавший армию, Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своею опытностью
войны, не велел сжечь все лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве; он
посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность, и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало.
На всё дело
войны он
смотрел не умом, не рассуждением, а чем-то другим. В душе его было глубокое, не высказанное убеждение, что всё будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Другие
смотрят на войну с сверхличной, исторической, мировой точки зрения, с точки зрения ценности национальности, государственности, исторических задач, исторической судьбы народов и всего человечества.
Смотрят люди на предмет различно, но как те, так и другие и третьи рассуждают о войне как о событии совершенно не зависящем от воли людей, участвующих в ней, и потому даже и не допускают того естественного вопроса, представляющегося каждому простому человеку: «Что, мне-то нужно ли принимать в ней участие?» По мнению всех этих людей, вопросов этого рода даже не существует, и всякий, как бы он ни
смотрел на войну сам лично, должен рабски подчиняться в этом отношении требованиям власти.
Неточные совпадения
А игра в
войну у молодых людей, в рекреационное время, или там в разбойники — это ведь тоже зарождающееся искусство, зарождающаяся потребность искусства в юной душе, и эти игры иногда даже сочиняются складнее, чем представления
на театре, только в том разница, что в театр ездят
смотреть актеров, а тут молодежь сами актеры.
— Как знать, милый друг маменька! А вдруг полки идут! Может быть,
война или возмущение — чтоб были полки в срок
на местах! Вон, намеднись, становой сказывал мне, Наполеон III помер, — наверное, теперь французы куролесить начнут! Натурально, наши сейчас вперед — ну, и давай, мужичок, подводку! Да в стыть, да в метель, да в бездорожицу — ни
на что не
посмотрят: поезжай, мужичок, коли начальство велит! А нас с вами покамест еще поберегут, с подводой не выгонят!
Смотрел я
на нее, слушал грустную музыку и бредил: найду где-то клад и весь отдам ей, — пусть она будет богата! Если б я был Скобелевым, я снова объявил бы
войну туркам, взял бы выкуп, построил бы
на Откосе — лучшем месте города — дом и подарил бы ей, — пусть только она уедет из этой улицы, из этого дома, где все говорят про нее обидно и гадко.
Он даже бессознательно, чтобы удержать свое поэтическое представление о
войне, никогда не
смотрел на убитых и раненых.
20 лет тому назад я в гостиной перед 40 человеками сказал, что
война несовместима с христианством;
на меня
посмотрели, как
на шального фанатика.