Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь,
сидя в карете подле графини и глядя на медленно-подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы.
Неточные совпадения
— Mon cher Boris, [Боринька,] — сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда
карета графини Ростовой,
в которой они
сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухова.
— Сам я видел, — сказал денщик с самоуверенною усмешкой. — Уж мне-то пора знать государя: кажется, сколько раз
в Петербурге вот так-то видал. Бледный-пребледный
в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Старик Михайло спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал
карету,
сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось
в восторженно-испуганное.
Пока она ехала
в карете,
сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие
в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет.
— Век свой всё перезабудут! — говорила графиня. — Ведь ты знаешь, что я не могу так
сидеть. — И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась
в карету переделывать сиденье.
Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа
сидела неподвижно
в углу
кареты и так же
сидела теперь на лавке, на которую села.
Вера была бледна, лицо у ней как камень; ничего не прочтешь на нем. Жизнь точно замерзла, хотя она и говорит с Марьей Егоровной обо всем, и с Марфенькой и с Викентьевым. Она заботливо спросила у сестры, запаслась ли она теплой обувью, советовала надеть плотное шерстяное платье, предложила свой плед и просила, при переправе чрез Волгу,
сидеть в карете, чтоб не продуло.
Неточные совпадения
В каморку постучалися. // Макар ушел…
Сидела я, // Ждала, ждала, соскучилась. // Приотворила дверь. // К крыльцу
карету подали. // «Сам едет?» — Губернаторша! — // Ответил мне Макар // И бросился на лестницу. // По лестнице спускалася //
В собольей шубе барыня, // Чиновничек при ней.
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала
в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю: кто это четверней
в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я
в окно — вы
сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?
В карете дремала
в углу старушка, а у окна, видимо только что проснувшись,
сидела молодая девушка, держась обеими руками за ленточки белого чепчика. Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она смотрела через него на зарю восхода.
Он пошел к двери и оглянулся. Она
сидит неподвижно: на лице только нетерпение, чтоб он ушел. Едва он вышел, она налила из графина
в стакан воды, медленно выпила его и потом велела отложить
карету. Она села
в кресло и задумалась, не шевелясь.
Часов
в десять-одиннадцать, не говоря уже о полудне,
сидите ли вы дома, поедете ли
в карете, вы изнеможете: жар сморит; напрасно будете противиться сну.