Неточные совпадения
— André, [Андрей,] — сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась и к посторонним, — какую
историю нам
рассказал виконт о m-llе Жорж и Бонапарте!
История, которую
рассказывали у графа Ростова, была справедлива.
M-lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем
рассказывая ему, соблазнителю, эту
историю.
— Так ты не боишься со мной играть? — повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы
рассказать веселую
историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал
рассказывать...
Долохов уже не слушал и не
рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним.
Пьер стал
рассказывать о том, что́ он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что́ он
рассказывал, как будто всё то, что́ сделал Пьер, была давно известная
история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что́
рассказывал Пьер.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и
рассказал смешную
историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
Шиншин вполголоса начал
рассказывать графу какую-то
историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
— Видите ли, —
рассказывал адъютант, — это запутанная
история.
Надо вам сказать, мой милый,] — продолжал он грустным и мерным голосом человека, который сбирается
рассказывать длинную
историю, — que notre nom est l’un des plus anciens de la France. [ — что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкою и наивною откровенностью француза, капитан
рассказал Пьеру
историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственные, имущественные и семейные отношения. «Ma pauvre mère» [«Моя бедная мать»] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
Так капитан
рассказал трогательную
историю своей любви к одной обворожительной 35-ти летней маркизе и в то же время к прелестному, невинному, 17-ти летнему ребенку, дочери обворожительной маркизы.
И он шамкающим ртом и масляными глазами, глядя куда-то вдаль,
рассказал всю свою
историю: и свою женитьбу, и
историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней.
Случись… — и Платон Каратаев
рассказал длинную
историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали в солдаты.
У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью и
рассказывал солдатам, своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом, знакомую Пьеру
историю.
Пьер знал эту
историю давно, Каратаев раз шесть ему одному
рассказывал эту
историю и всегда с особенным радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту
историю, он теперь прислушался к ней, как к чему-то новому, и тот тихий восторг, который,
рассказывая, видимо испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру.
История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности? Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам
рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтоб остановить, отрезать и забрать в плен всех французов?
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что по обыкновению докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера,
рассказывая свои любимые
истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
Если цель
истории есть описание движения человечества и народов, то первый вопрос, без ответа на который всё остальное непонятно, — следующий: какая сила движет народами? На этот вопрос новая
история озабоченно
рассказывает или то, что Наполеон был очень гениален, или то, что Людовик XIV был очень горд, или еще то, что такие-то писатели написали такие-то книжки.
От этого-то основного различия воззрения
истории и науки прàва происходит то, что наука прàва может
рассказать подробно о том, как, по ее мнению, надо бы устроить власть и чтó такое есть власть, неподвижно существующая вне времени; но на вопросы исторические о значении видоизменяющейся во времени власти, она не может ответить ничего.