Неточные совпадения
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: —
Иди сюда — разойми пари! — Это был Долохов, семеновский
офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер, улыбался, весело глядя вокруг себя.
— Да, ma chère, — сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. — Вот его друг Борис произведен в
офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика:
идет в военную службу, ma chère. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба-то? — сказал граф вопросительно.
— Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? — спросила графиня. — Ведь вот твой уж
офицер гвардии, а Николушка
идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
Рядом с ним
шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб-офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, улыбающимся красивым лицом и влажными глазами.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им
шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя
офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил...
— Чорт меня дернул
пойти к этой крысе (прозвище
офицера), — растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. — Можешь себе представить, ни одной карты, ни одной, ни одной карты не дал.
Вечером того же дня на квартире Денисова
шел оживленный разговор
офицеров эскадрона.
— Я не виноват, что разговор зашел при других
офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары
пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему-то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных
офицеров и откроет ему первый путь к
славе!
(Он ясно видел одного старого французского
офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах, придерживаясь за кусты, с трудом
шел в гору.)
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион
послал туда дежурного штаб-офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее.
— Николушка… письмо… ранен…. бы… был… ma chère… ранен… голубчик мой… графинюшка… в
офицеры произведен…
слава Богу… Графинюшке как сказать?…
Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди
шли в ногу, а
офицеры пешком на своих местах.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по-двое, по-трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта не было), кто невинными играми — в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны
шло плохо.
— И то! — сказали
офицеры. — То-то радешеньки солдаты! — Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными
офицерами, с которыми он о чем-то разговаривал. Ростов
пошел к нему навстречу.
— Да, постой, — сказал Денисов, оглянулся на
офицеров и достав из-под подушки свои бумаги,
пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
— Ты слышал отзыв? — сказал гвардейский
офицер другому. Третьего дня было Napoléon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь
пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
— Да вот так-то,
пошла одна барышня, — сказала старая девушка, — взяла петуха, два прибора — как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит,
идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть
офицер, пришел и сел с ней за прибор.
Унтер-офицер, нахмурившись и проворчав какое-то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что̀ ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер-офицер
послал солдата к
офицеру.
Они
пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одною свечкой на пустом ящике, сидели три
офицера, играя в карты, и ни за чтό не хотели уступить свое место.
Всё с тем же говором и хохотом,
офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю,
пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцовитую от дождя, кожаную докторскую кибитку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
—
Иди, — сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что-то спрашивать у
офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и всё усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. — Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая...
— Ну да,
посылай третью роту опять, — поспешно сказал
офицер.
— Вот они!.. Несут,
идут… Вот она… сейчас войдут… — послышались вдруг голоса, и
офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Ополченцы и те, которые были в деревне, и те, котóрые работали на батарее, побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге,
шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчими. За ними солдаты и
офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон
шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был
офицер, который с бледным, молодым лицом
шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
— Я
пойду, — сказал Пьер.
Офицер, не отвечая ему, большими шагами
пошел в другую сторону.
— В ногу
идите… Э!.. мужичье! — крикнул
офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого
офицера и тотчас же
пошла навстречу майору.
— Мама, голубчик, — сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. — Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузьминишна
послала, тут раненых привезли,
офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… — говорила она быстро, не переводя духа.
— Да мне что̀ за дело! — крикнул он вдруг и
пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как
офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритою головой.
— Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, — сказала она. И как только
офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузьминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом
пошла на задний двор к своему флигелю.
Офицер, опираясь на палку и прихрамывая,
шел впереди.
Французский
офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и прихрамывая
пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного, Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
— Vous m'avez sauvé la vie. Vous êtes français. Vous me demandez sa grâce? Je vous l'accorde. Qu'on emmène cet homme, [ — Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] — быстро и энергично проговорил французский
офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и
пошел с ним в комнату.
И обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжение о том, чтоб партия
шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха, и чтоб
офицер на киргизской лошади (
офицер этот исполнял должность адъютанта), ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером.
— Благодарю всех! — сказал он, обращаясь к солдатам и опять к
офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова: — благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам
слава во веки! — Он помолчал, оглядываясь.
Офицер русский, подошедший к костру,
послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского
офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести
офицера, Рамбалю передали, чтоб он
шел.
Государь поздоровался с
офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика,
пошел с ним в зàмок.