Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел
на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова.
Вскоре я тоже всеми силами стремился как можно чаще видеть хромую девочку, говорить с нею или молча сидеть рядом,
на лавочке у ворот, — с нею и молчать было приятно. Была она чистенькая, точно птица пеночка, и прекрасно рассказывала о том, как живут казаки на Дону; там она долго жила у дяди, машиниста маслобойни, потом отец ее, слесарь, переехал в Нижний.
Неточные совпадения
Про Захара и говорить нечего: этот из серого фрака сделал себе куртку, и нельзя решить, какого цвета
у него панталоны, из чего сделан его галстук. Он чистит сапоги, потом спит, сидит
у ворот, тупо глядя
на редких прохожих, или, наконец, сидит в ближней мелочной
лавочке и делает все то же и так же, что делал прежде, сначала в Обломовке, потом в Гороховой.
Иногда, вместо сплетней и злословия, он вдруг принимался неумеренно возвышать Илью Ильича по
лавочкам и
на сходках
у ворот, и тогда не было конца восторгам. Он вдруг начинал вычислять достоинства барина, ум, ласковость, щедрость, доброту; и если
у барина его недоставало качеств для панегирика, он занимал
у других и придавал ему знатность, богатство или необычайное могущество.
Сверх того, Захар и сплетник. В кухне, в
лавочке,
на сходках
у ворот он каждый день жалуется, что житья нет, что этакого дурного барина еще и не слыхано: и капризен-то он, и скуп, и сердит, и что не угодишь ему ни в чем, что, словом, лучше умереть, чем жить
у него.
Даже Захар, который, в откровенных беседах,
на сходках
у ворот или в
лавочке, делал разную характеристику всех гостей, посещавших барина его, всегда затруднялся, когда очередь доходила до этого… положим хоть, Алексеева. Он долго думал, долго ловил какую-нибудь угловатую черту, за которую можно было бы уцепиться, в наружности, в манерах или в характере этого лица, наконец, махнув рукой, выражался так: «А
у этого ни кожи, ни рожи, ни ведения!»
Объяснение это последовало при странных и необыкновенных обстоятельствах. Я уже упоминал, что мы жили в особом флигеле
на дворе; эта квартира была помечена тринадцатым номером. Еще не войдя в
ворота, я услышал женский голос, спрашивавший
у кого-то громко, с нетерпением и раздражением: «Где квартира номер тринадцать?» Это спрашивала дама, тут же близ
ворот, отворив дверь в мелочную
лавочку; но ей там, кажется, ничего не ответили или даже прогнали, и она сходила с крылечка вниз, с надрывом и злобой.