Неточные совпадения
— Я потому так говорю, — продолжал он с отчаянностью, — что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел
понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного
человека.
— Нет, не был, но вот что́ мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы
понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего
человека в мире… это нехорошо…
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна
поняла, что ее просят занять этого молодого
человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой.
Француз-доктор, — стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он
понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, — неслышными шагами
человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался.
Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя
понять человеку.
Признаюсь вам, я очень плохо
понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой
человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безуховым и владельцем одного из лучших состояний России, — я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери-невесты, и самых барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным.
— Одно, чтó тяжело для меня, — я тебе по правде скажу, André, — это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не
понимаю, как
человек с таким огромным умом не может видеть того, чтó ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии
человека, углубленного в какое-нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не
понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он
понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василья; и князь Василий
понял, что Пьер
понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что-то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского
человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен — и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «чтó ж, вы сами виноваты».
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, чтó делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни
понять, ни разобрать из того, чтó делалось: двигались там в дыму какие-то
люди, двигались и спереди и сзади какие-то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было
понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого-нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, чтó бы ни говорил о нем; он рад был только тому, что остановились над ним
люди, и желал только, чтоб эти
люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе
понимал ее теперь.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого
человека», — — думал Ростов. Ростов
понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он
понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и
понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
Одно и всё одно
понимал Пьер, читая эту книгу; он
понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между
людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем.
Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его
людей, вспомнил всё, что́ он уже прошел, и
понял, что нельзя остановиться на половине дороги.
Я всё знаю, я всё
понимаю, — сказал он, — ты вел себя, как прилично
человеку, дорожащему своею честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый
человек, совершенно
понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
— Про жизнь, про назначение
человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете чтó? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство — это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. — И он начал излагать князю Андрею масонство, как он
понимал его.
— Вы
поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму
человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим.
— Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, — сказал он, кротко-презрительно улыбаясь и этою улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем
понимает ничтожность тех
людей, с которыми он только что говорил.
Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею тою тонкою лестью, соединенною с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным
человеком, способным
понимать всю глупость всех остальных, разумность и глубину своих мыслей.
— Это не годится, душа моя. Не все
поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых
людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
— Как вы полагаете? — с тонкою улыбкой говорила Вера. — Вы, князь, так проницательны и так
понимаете сразу характер
людей. Что́ вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить
человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может
понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других — призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим.
Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не
человек, и не может слышать и
понимать, что́ говорят о нем.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела
понять всё то, чтó было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском
человеке.
— Только ради Христа… — говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не
понимая ни слова,
понимала только одно — что это письмо было от него, от того
человека, которого она любит.
— Нет, я не могу этому верить, — повторила Соня. — Я не
понимаю. Как же ты год целый любила одного
человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
— Подожди, Соня, ты всё
поймешь. Увидишь, какой он
человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
— Вы не можете не
понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других
людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге — с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не
понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!..
Нельзя
понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи
людей с другого края Европы убивали и разоряли
людей Смоленской и Московской губерний, и были убиваемы ими.
Она
поняла, что, говоря про
людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m-lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того
человека, который погубил его счастие.
Она не
понимала значения этой войны, несмотря на то, что Деcаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения и несмотря на то, что приходившие к ней божьи
люди все по-своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два
человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в 5-м часу приказал открыть Наполеон по городу, из 130-ти орудий. Народ первое время не
понимал значения этого бомбардирования.
Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с
людьми совершенно новыми и в чужой среде, с
людьми, которые не могли знать и
понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем-нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен.
Напротив, для нее несомненно было то, что, ежели бы его не было, то она наверное должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он для. того, чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был
человек с высокою и благородною душой, который умел
понять ее положение и горе.
— Да, т. е. как? — сказал Пьер. — Как не военный
человек я не могу сказать, чтобы вполне, но все-таки
понял общее расположение.
Он
понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех
людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти
люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
В то время, как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие-то
люди что-то делали там. Пьер не успел
понять того, какие это были
люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что-то внизу и видел одного, замеченного им солдата, который, порываясь вперед от
людей, державших его за руку, кричал: «братцы!» и видел еще что-то странное.
Долголетним военным опытом он знал и старческим умом
понимал, что руководить сотнями тысяч
человек, борющихся с смертью, нельзя одному
человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых
людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этою силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторою афектированною небрежностью, имеющею целью показать, что он, как высоко образованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного
человека, а сам знает с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы), macht sich ganz bequem», [Старый господин покойно устроился,] подумал Вольцоген, и, строго взглянув на тарелки, стоявшие пред Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и
понял.
«Да, это он; да, этот
человек чем-то близко и тяжело связан со мною», думал князь Андрей, не
понимая еще ясно того, что́ было перед ним.
И не на один только этот час и день были помрачены ум. и совесть этого
человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни своей, не мог
понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противуположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог
понимать их значение.
Люди, привыкшие не
понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1-го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в 5-ти верстах от Москвы, вопроса этого не могло быть.
Русские — Жоржем Данденом.] — этот
человек не
понимал значения совершающегося события, а хотел только что-то сделать сам, удивить кого-то, что-то совершить патриотически-геройское, и как мальчик резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы, и старался своею маленькою рукой то поощрить, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый
человек проводит более умных, она,
поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений (о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа.
Вы можете
понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт-директора, ежели бы он не был вредный
человек.
Когда он приехал домой, уже смеркалось.
Человек восемь разных
людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не
понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих
людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
— Я не
понимаю, что̀ делают
люди, — сказала графиня, обращаясь к мужу: — мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому-нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митиньке. Это конца не будет!
Поняв приказание,
люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились
люди, соблюдая старые привычки и не
понимая того, чтò они делали.