Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже
обсуждать того, к чему поведет это движение.
Ему хотелось сказать mon très honorable préopinant [мой многоуважаемый возражатель]) с господином… que je n’ai pas l’honneur de connaître; [которого я не имею чести знать;] — но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтоб и
обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству.
Неточные совпадения
Отец с наружным спокойствием, но внутреннею злобой принял сообщение сына. Он не мог понять
того, чтобы кто-нибудь хотел изменить жизнь, вносить в нее что-нибудь новое, когда жизнь для него уже кончилась. — «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что́ хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил
ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он
обсудил всё дело.
Чтό она дала вам? — говорил он поспешно, очевидно уже направляя свою речь не к
тому, чтобы высказать выгоды заключения мира и
обсудить его возможность, а только к
тому, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
— Я полагаю, милостивый государь, — шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, — что мы призваны сюда не для
того, чтоб
обсуждать, чтò удобнее для государства в настоящую минуту — набор или ополчение. Мы призваны для
того, чтоб отвечать на
то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о
том, чтò удобнее — набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, т. е. до такой степени не было возможности, что, ежели бы какой-нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения,
то произошла бы путаница, и сражения всё-таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможною, но в разговорах своих
обсуждали только
то, что́ произойдет после несомненного оставления этой позиции.
Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще
обсуждали ее,
то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги.
— Но я не призвал вас для
того, чтоб
обсуждать мои дела, а для
того, чтобы дать вам совет или приказанье, ежели вы этого хотите.
— Я только хочу сказать, что те права, которые меня… мой интерес затрагивают, я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов
обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешу-дурачка судить, — я не понимаю и не могу.
Но ты скажешь, что у человека есть разум для того, чтобы он мог сознавать и исправлять свои пороки. Это верно. Стало быть, и у тебя есть разум, и ты можешь
обсудить то, что тебе не сердиться надо на человека за его пороки, а, напротив, постараться разумным и добрым обхождением без гнева, нетерпения и надменности пробудить в человеке его совесть.
Неточные совпадения
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел, что дворы пусты и что если встречались кой-где куры,
то и
те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он
обсудил этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения,
то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Обсудив и отвергнув дуэль, Алексей Александрович обратился к разводу — другому выходу, избранному некоторыми из
тех мужей, которых он вспомнил.
— Я очень благодарю вас за ваше доверие, но… — сказал он, с смущением и досадой чувствуя, что
то, что он легко и ясно мог решить сам с собою, он не может
обсуждать при княгине Тверской, представлявшейся ему олицетворением
той грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах света и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения. Он остановился, глядя на княгиню Тверскую.
— Ну, слушай: я к тебе пришел, потому что, кроме тебя, никого не знаю, кто бы помог… начать… потому что ты всех их добрее,
то есть умнее, и
обсудить можешь… А теперь я вижу, что ничего мне не надо, слышишь, совсем ничего… ничьих услуг и участий… Я сам… один… Ну и довольно! Оставьте меня в покое!
По крайней мере, он мог бы злиться на свою глупость, как и злился он прежде на безобразные и глупейшие действия свои, которые довели его до острога. Но теперь, уже в остроге, на свободе, он вновь
обсудил и обдумал все прежние свои поступки и совсем не нашел их так глупыми и безобразными, как казались они ему в
то роковое время, прежде.