Неточные совпадения
И это
глупое общество, без которого
не может жить моя жена, и эти женщины…
— Знаю, знаю, — сказал князь Василий своим монотонным голосом. — Je n’ai jamais pu concevoir, comment Nathalie s’est décidée à épouser cet ours mal-léché! Un personnage complètement stupide et ridicule. Et joueur à ce qu’on dit. [Я никогда
не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно
глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
— Нельзя, княжна, нельзя, — сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, — математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших
глупых барынь, я
не хочу. Стерпится-слюбится. — Он потрепал ее рукой по щеке. — Дурь из головы выскочит.
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг
глупая улыбка радости, которой он как будто
не мог удержать.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; но, заметив серьезность
глупой улыбки,
не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась
глупая, притворная,
не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, чтó он говорит, неприлично, бестактно,
не то, чтó нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются
глупыми, как скоро он их громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми.
— Никогда ни в чем она
не ошибается, никогда она ничего
не сказала
глупого.
Он
не мог допустить, чтоб
глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия.
— Очень много, — краснея и с
глупою, небрежною улыбкой, которую он долго потом
не мог себе простить, сказал Николай. — Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, — сказал он с мрачною и презрительною усмешкой, — а ты
глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он
не понимает назначения этих часов, он и
не верит в мастера, который их сделал.
«Весна, и любовь, и счастие!» — как будто говорил этот дуб, — «и как
не надоест вам всё один и тот же
глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они — из спины, из боков; как выросли — так и стою, и
не верю вашим надеждам и обманам».
Князю Андрею вдруг стало от чего-то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка
не знала и
не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какою-то своею отдельной, — верно
глупою — но веселою и счастливою жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает?
Не об уставе военном,
не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Вечером оставшись один на новом месте, он долго
не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого
глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе,
не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
«Елена Васильевна, никогда ничего
не любившая кроме своего тела и одна из самых
глупых женщин в мире, — думал Пьер, — представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются.
«Боже мой, ежели бы он был тут, тогда бы я
не так как прежде, с какою-то
глупою робостью перед чем-то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его — как я вижу эти глаза! — думала Наташа.
— Так вы считаете зачинщиком
не императора Александра? — сказал он неожиданно с добродушно-глупою улыбкой.
Николаю потом, когда он вспомнил об этом порыве ничем
не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела однако для него очень важные последствия, казалось (как это и всегда кажется людям), что так,
глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него, и для всей семьи его, огромные последствия.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, точно так же, как говорят и теперь, давая чувствовать, что кто-то там
глупый делает так навыворот, а мы бы
не так сделали. Но люди, говорящие так, или
не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение — Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое, всякое совершается
не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Он
не только
не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтоб из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было
глупее и пагубнее всего.
Из всего, чтò мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, итти на Петербург, итти на Нижний Новгород, итти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, ну чтò бы ни придумать,
глупее и пагубнее того, чтò сделал Наполеон, т. е. оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом колеблясь оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову,
не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять
не испытав случайности пробиться, пойти
не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск по разоренной Смоленской дороге —
глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия.
Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что высшим по положению русским людям казалось почему-то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce, сделать искусное выпадение в prime [Четвертую, третью, первую.] и т. д., — дубина народной войны поднялась со всею своею грозною и величественною силой и,
не спрашивая ничьих вкусов и правил, с
глупою простотой, но с целесообразностью,
не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока
не погибло всё нашествие.
Только совсем дурные и
глупые люди, да маленькие дети, из всех домашних,
не понимали этого и чуждались ее.