Неточные совпадения
Так
говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько
дней, у нее был грипп, как она
говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех...
— Всё это бредни, — остановил его опять князь Андрей, —
поговорим лучше о
деле. Был ты в конной гвардии?…
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным
говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность
дела.
Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его
делами, и
говорил...
— Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? — сказал граф, пожимая плечами и
говоря шуточно о
деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
— Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что покажет их маменьке, и еще
говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый
день… Наташа! За чтó?…
— Ничего, всё то же; я только пришел
поговорить с тобой, Катишь, о
деле, — проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. — Как ты нагрела, однако, — сказал он, — ну, садись сюда, causons. [
Поговорим.]
Отец мой только и
говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего
дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
— Я другое
дело. Чтó обо мне
говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, André, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [не весела] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M-lle Bourienne одна…
— Одно, чтó тяжело для меня, — я тебе по правде скажу, André, — это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, чтó ясно, как
день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго
говорил с ним.
— За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! — И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. — Ежели нужно сказать чтò,
говори. Эти два
дела могу делать вместе, — прибавил он.
— Наделали
дела! — проговорил он. — Вот я вам
говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, — обратился он с упреком к батальонному командиру. — Ах, мой Бог! — прибавил он и решительно выступил вперед. — Господа ротные командиры! — крикнул он голосом, привычным к команде. — Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? — обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он
говорил.
— Находит, ваше превосходительство,
днями, —
говорил капитан, — то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
— Я только одно
говорю, генерал, что ежели бы
дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он
говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом-то всё
дело».
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и, брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он
говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого
дела нет».
— Я никому не позволю себе
говорить, что я лгу! — вскрикнул Ростов. — Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый
день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
— Ах, какое несчастие!
Дело, вы
говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема
поговорить хоть не по-русски (они
говорили по-французски), но с русским человеком, который, он предполагал,
разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным,] как
говорили, и часто имели влияние на так называемые важные
дела.
Tout ça est bel et bon, [все это прекрасно,] но что̀ нам, я
говорю — австрийскому двору, за
дело до ваших побед?
Будет то, что̀ я
говорил в начале кампании, что не ваша echauffourée de Dürenstein, [перестрелка под Дюренштейном,] вообще не порох решит
дело, а те, кто его выдумали, — сказал Билибин, повторяя одно из своих mots, [словечек,] распуская кожу на лбу и приостанавливаясь.
Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и
говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что
дело проиграно, ежели дать
говорить сержанту.
В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону. Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе
дел,
говорили о мире, но не верили в его возможность.
Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего
дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей
говорил ему то, что́ он видел.
Он
говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник
говорит взявшемуся за топор барину: «наше
дело привычное, а вы ручки намозолите».
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что́ он
говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего
дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что́
говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку-полковнику.
«Vous savez, que je suis accablé d’affaires et que ce n’est que par pure charité, que je m’occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [«Ты знаешь, я завален
делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; и ты знаешь, — то что́ я тебе
говорю, есть единственно возможное».]
Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она
говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем-нибудь в исполнении такого
дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать.
Он каждый
день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она?
В
день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как
говорила княгиня, родные и друзья.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла ее чувствовать. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m-lle Bourienne, проводила с нею
дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто
говорила о свекоре и судила его.
Он тотчас же приступил к
делу и начал разговор,
говоря «вы».
Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее — тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой двадцать лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником-графом, тот сын, который выучился
говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое-то свое мужское
дело.
Берг, как и обыкновенно, молчал, когда
дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось
говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения.
— О вашем
деле, — обратился князь Андрей опять к Борису, — мы
поговорим после, и он оглянулся на Ростова. — Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что̀ можно будет.
На-днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который
говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться.
Но вот что́ мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал-адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но
дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте-ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему
говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где-нибудь там, поближе к солнцу.
— В том-то и
дело, — смеясь и перебивая, быстро
говорил Долгоруков. — Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
На заре 16-го числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в
дело, как
говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге.
На следующий
день государь остановился в Вишау. Лейб-медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как
говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях
дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем-то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что-то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось
поговорить с Долгоруковым.
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не
говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым
делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в
дело, в особенности в наступательное.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левою ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что́
говорил, думал, чувствовал в этот
день тот, кто ехал на ней.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце
дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже
говорить.
В третьем кружке Нарышкин
говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству — кричать по петушиному — не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний
день так неприлично было
говорить про Кутузова.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он
говорил в этот
день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион
говорил с его сыном.
Она решилась не
говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на-днях.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такою силой, как в эти
дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете — остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», —
говорила эта атмосфера.
— Ну вот, глупости! — Я вам
дело говорю, — сердито сказала Наташа. — Я пришла спросить, что́ делать, а вы мне
говорите: «глупости»…