Неточные совпадения
В 1808-м году император Александр ездил в Эрфурт для
нового свидания с императором
Наполеоном, и в высшем петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этою целью, несмотря на то. что император
Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frère [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны, и что всегда будет любить и уважать его — он ехал к армии и отдавал на каждой станции
новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку.
В этот же день в квартире государя было получено известие о
новом движении
Наполеона, могущем быть опасным для армии, известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо объезжал с государем дрисские укрепления и доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef-d’oeuvre’ом [верхом совершенства] тактики, долженствующим погубить
Наполеона, — что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что
Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом на завтра приезде государя ― всё это с
новою силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Попав в общество
Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал, Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить
новым господам.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтоб озадачить его, и что
Наполеон думает, что он испугается), чтоб угодить
новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь.
И как будто вступив на путь определений, définitions, которые любил
Наполеон, он неожиданно сделал
новое определение.
— Вы очень пылки, Бельяр, — сказал
Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. — Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне. — Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал
новый посланный с поля сражения. — Eh bien qu’est ce qu’il y a? [Ну, что еще?] — сказал
Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе всё утро царствовало радостно-праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною и некоторые уже говорили о пленении самого
Наполеона, о низложении его и избрании
новой главы для Франции.
Но вдруг в 1812-м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем без
новых сражений не Россия перестала существовать, а перестала существовать 600-тысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию
Наполеона, — невозможно.
Все союзники
Наполеона сделались вдруг его врагами; и это ополчение пошло против собравшего
новые силы
Наполеона.
Если цель истории есть описание движения человечества и народов, то первый вопрос, без ответа на который всё остальное непонятно, — следующий: какая сила движет народами? На этот вопрос
новая история озабоченно рассказывает или то, что
Наполеон был очень гениален, или то, что Людовик XIV был очень горд, или еще то, что такие-то писатели написали такие-то книжки.
Возможно понять, что
Наполеон имел власть, и потому совершилось событие; с некоторою уступчивостью можно еще понять, что
Наполеон, вместе с другими влияниями, был причиной события; но каким образом книга Contrat Social [Общественный договор] сделала то, что французы стали топить друг друга, — не может быть понято без объяснения причинной связи этой
новой силы с событием.
При дворцовых революциях, в которых участвуют иногда два-три человека, переносится ли тоже воля масс на
новое лицо? При международных отношениях переносится ли воля масс народа на своего завоевателя? В 1808-м году воля Рейнского Союза была ли перенесена на
Наполеона? Воля массы русского народа была ли перенесена на
Наполеона во время 1809 года, когда наши войска шли в союзе с французами воевать против Австрии?
Неточные совпадения
Наполеонами и так далее, все до единого были преступниками, уже тем одним, что, давая
новый закон, тем самым нарушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший, и, уж конечно, не останавливались и перед кровью, если только кровь (иногда совсем невинная и доблестно пролитая за древний закон) могла им помочь.
Наутро опять жизнь, опять волнения, мечты! Он любит вообразить себя иногда каким-нибудь непобедимым полководцем, перед которым не только
Наполеон, но и Еруслан Лазаревич ничего не значит; выдумает войну и причину ее: у него хлынут, например, народы из Африки в Европу, или устроит он
новые крестовые походы и воюет, решает участь народов, разоряет города, щадит, казнит, оказывает подвиги добра и великодушия.
Торжественно и поэтически являлись середь мещанского мира эти восторженные юноши с своими неразрезными жилетами, с отрощенными бородами. Они возвестили
новую веру, им было что сказать и было во имя чего позвать перед свой суд старый порядок вещей, хотевший их судить по кодексу
Наполеона и по орлеанской религии.
Прочтите речь
Наполеона на выставке. Отсюда так и хочется взять его за шиворот. Но что же французы? Где же умы и люди, закаленные на пользу человечества в переворотах общественных? — Тут что-то кроется. Явится
новое, неожиданное самим двигателям. В этой одной вере можно найти некоторое успокоение при беспрестанном недоумении. Приезжайте сюда и будем толковать, — а писать нет возможности.
Однако ж и он не сразу удовлетворил буржуа (казался слишком трудным), так что романы его долгое время пользовались гораздо большею известностью за границей (особенно в России), нежели во Франции."Ассомуар"[«Западня»] был первым произведением, обратившим на Зола серьезное внимание его соотечественников, да и то едва ли не потому, что в нем на первом плане фигурируют представители тех «
новых общественных наслоений»59, о близком нашествии которых, почти в то же самое время, несколько рискованно возвещал сфинкс Гамбетта (
Наполеон III любил, чтоб его называли сфинксом; Гамбетта — тоже) в одной из своих речей.