Неточные совпадения
Нигде, кроме как. в этом месте,
Христос не
говорит с такою торжественностью, нигде он не дает так много нравственных, ясных, понятных, прямо отзывающихся в сердце каждого правил, нигде он не
говорит к большей толпе всяких простых людей.
Прежде я
говорил это себе, предполагая, что
Христос этими словами восхваляет страдания и лишения и, восхваляя их,
говорит преувеличенно и потому неточно и неясно; но теперь, когда я понял слова о непротивлении злу, мне ясно стало, что
Христос ничего не преувеличивает и не требует никаких страданий для страданий, а только очень определенно и ясно
говорит то, что
говорит.
Я понял, что
Христос нисколько не велит подставлять щеку и отдавать кафтан для того, чтобы страдать, а велит не противиться злу и
говорит, что при этом придется, может быть, и страдать.
Христос не
говорит: подставляйте щеки, страдайте, а он
говорит: не противьтесь злу, и, что бы с вами ни было, не противьтесь злу.
Можно утверждать, что всегдашнее исполнение этого правила очень трудно, можно не соглашаться с тем, что каждый человек будет блажен, исполняя это правило, можно сказать, что это глупо, как
говорят неверующие, что
Христос был мечтатель, идеалист, который высказывал неисполнимые правила, которым и следовали по глупости его ученики, но никак нельзя не признавать, что
Христос сказал очень ясно и определенно то самое, что хотел сказать: именно, что человек, по его учению, должен не противиться злу и что потому тот, кто принял его учение, не может противиться злу.
Мне и в голову не приходило, чтобы
Христос в этих словах мог
говорить про суды: про земский суд, про уголовную палату, про окружные и мировые суды и всякие сенаты и департаменты.
И действительно, вижу, что
Христос много раз прямо
говорит про суды, как про зло.
Но, может быть по той связи, в которой находятся с другими слова: не судите и не осуждайте, видно, что в этом месте
Христос,
говоря: не судите, не думал о судах человеческих?
Но, может быть, все-таки
Христос не думал про суды,
говоря это, и я свою мысль нахожу в его словах, имеющих другое значение.
Судья же, —
говорит Христос, — тот, который может спасти.
И, имея, вероятно, в виду пример блудницы, которую привели к
Христу, чтобы по закону побить ее камнями, или вообще преступление прелюбодеяния, Иаков
говорит, что тот, кто казнит смертию блудницу, будет виновен в убийстве и нарушит закон вечный.
Я понял теперь, что
говорит Христос, когда он
говорит: Вам сказано: око за око, зуб за зуб.
В последнее время мне часто случалось
говорить с самыми различными людьми об этом законе
Христа — непротивления злу.
Другие же, неверующие, свободные толкователи учения
Христа, историки религий, — Штраусы, Ренаны и другие, — усвоив вполне церковное толкование о том, что учение
Христа не имеет никакого прямого приложения к жизни, а есть мечтательное учение, утешающее слабоумных людей, пресерьезно
говорят о том, что учение
Христа годно было для проповедания диким обитателям захолустьев Галилеи, но нам, с нашей культурой, оно представляется только милою мечтою «du charmant docteur», [очаровательного учителя,] как
говорит Ренан.
Казалось бы, прежде чем судить об учении
Христа, надо понять, в чем оно состоит. И чтобы решать: разумно ли его учение или нет, надо прежде всего признавать, что он
говорил то, что
говорил. А этого-то мы и не делаем: ни церковные, ни вольнодумные толкователи. И очень хорошо знаем, почему мы этого не делаем.
Мы очень хорошо знаем, что учение
Христа всегда обнимало и обнимает, отрицая их, все те заблуждения людские, те «тогу», пустые идолы, которые мы, назвав их церковью, государством, культурою, наукою, искусством, цивилизацией, думаем выгородить из ряда заблуждений. Но
Христос против них-то и
говорит, не выгораживая никаких «тогу».
Не только
Христос, но все пророки еврейские — Иоанн Креститель, все истинные мудрецы мира об этой-то самой церкви, об этом самом государстве, об этой самой культуре, цивилизации и
говорят, называя злом и погибелью людей.
Если бы
Христос в этом месте
говорил о законе писанном, то он употребил бы обычное выражение: закон и пророки, то самое, которое он всегда и употребляет,
говоря о писанном законе; но он употребляет совсем другое выражение: закон или пророка.
Эти варианты дают историю толкований этого места. Смысл один ясный тот, что
Христос, так же как и по Луке,
говорит о законе вечном: но в числе списателей Евангелий находятся такие, которым желательно признать обязательность писанного закона Моисеева, и эти списатели присоединяют к слову закон прибавку — «и пророки» — и изменяют смысл.
Но всякий, читавший Евангелие, знает, что
Христос в Евангелиях или ничего, или очень сомнительно
говорит про это.
Если
Христос признавал закон Моисея, то где же были те настоящие исполнители этого закона, которых бы одобрял за это
Христос? Неужели ни одного не было? Фарисеи, нам
говорят, была секта. Евреи не
говорят этого. Они
говорят: фарисеи — истинные исполнители закона. Но, положим, это секта. Саддукеи тоже секта. Где же были не секты, а настоящие?
Христос после всех тех притч, которыми он объясняет ученикам значение своего учения, в конце всего, как относящееся ко всему предшествующему,
говорит: поэтому-то всякий книжник, т. е. грамотный, наученный истине, подобен хозяину, который берет из своего сокровища (вместе, безразлично) и старое и новое.
Христос этими словами
говорит, что он не отрицает того, что в древнем законе вечно.
И противоречие между тем стихом, в котором говорится, что
Христос не разрушает закон, и стихом, где говорится: «вам сказано…, а я
говорю вам»… и между всем духом учения Моисея и учением
Христа остается во всей силе.
Что же может сделать, не
говорю Христос-бог, но пророк, но самый обыкновенный учитель, уча такой народ, не нарушая тот закон, который уже определил всё до малейших подробностей?
Все богословы
говорят о заповедях
Христа; но какие эти заповеди, я не знал прежде.
Но мало того, стоило мне понять, что слова
Христа запрещают всегда всякий гнев против кого бы то ни было, чтобы смущавшее меня прежде запрещение
говорить кому-нибудь слова рака́ и безумный получило бы тоже другой смысл, чем тот, что
Христос запрещает бранные слова.
Так вот этого слова
Христос не велит
говорить ни о каком человеке.
И смысл выходит тот, что
Христос, отвечая в этом месте на мысль фарисеев, которые думали, что если человек оставил свою жену не для того, чтобы распутничать, а чтобы жить брачно с другою, то он не прелюбодействует, —
Христос на это
говорит, что оставление жены, т. е. прекращение сношений с нею, если и не по распутству, а для брачного соединения с другою, все-таки прелюбодеяние.
Ведь если учение
Христа в том, чтобы исполнять всегда волю бога, то как же может человек клясться, что он будет исполнять волю человека? Воля бога может не совпасть с волею человека. И даже в этом самом месте
Христос это самое и
говорит. Он
говорит (ст. 36): не клянись головою, потому что не только голова твоя, но и каждый волос на ней во власти бога. То же говорится и в послании Иакова.
В послании своем, в конце его, как бы в заключение всего, апостол Иаков
говорит (гл. V, ст. 12): прежде же всего, братия мои, не клянитесь ни небом, ни землею, ни другою какою клятвою, но да будет у вас: да, да и нет, нет; дабы вам не подпасть осуждению. Апостол прямо
говорит, почему не следует клясться: клятва сама по себе кажется не преступною, но от нее подпадают осуждению, и потому не клянитесь никак.Как еще яснее сказать то, что сказано и
Христом и апостолом?
Приходит
Христос, которого мы считаем богом, и
говорит, что эти-то наши порядки нехороши.
Ученые и свободномыслящие христиане также не стесняются смыслом слов
Христа и поправляют его. Они
говорят, что это очень возвышенные изречения, но лишенные всякой возможности приложения к жизни, ибо приложение к жизни правила непротивления злу уничтожает весь тот порядок жизни, который мы так хорошо устроили: это
говорит Ренан, Штраус и все вольнодумные толкователи.
Но стоит отнестись к словам
Христа только так, как мы относимся к словам первого встречного человека, который с нами
говорит, т. е. предполагая, что он
говорит то, что
говорит, чтобы тотчас же устранилась необходимость всяких глубокомысленных соображений.
То, чтобы нужно было христианину запрещать убийство, называемое войною, не мог себе представить и ни один апостол и ни один ученик
Христа первых веков христианства. Вот что
говорит, например, Ориген в своем ответе Цельзию (глава 63).
Так относились к войне христиане первых веков и так
говорили их учителя, обращаясь к сильным мира, и
говорили так в то время, когда сотнями и тысячами гибли мученики за исповедание
Христовой веры.
Всё учение
Христа состоит в том, чтобы дать царство бога — мир людям. В нагорной проповеди, в беседе с Никодимом, в послании учеников, во всех поучениях своих он
говорит только о том, что разделяет людей и мешает им быть в мире и войти в царство бога. Все притчи суть только описание того, что есть царство бога и что, только любя братьев и будучи в мире с ними, можно войти в него. Иоанн Креститель, предшественник
Христа,
говорит, что приблизилось царство бога и что Иисус
Христос дает его миру.
Будет то царство бога, царство мира, которое обещали все пророки и которое близилось при Иоанне Крестителе, и которое возвещал и возвестил
Христос,
говоря словами Исаии: «Дух господень на мне, ибо он помазал меня благовествовать нищим и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето господне благоприятное» (Лук. IV, 18—19; Исаии LXI, 1—2).
Что же такое значит, что мы
говорим: учение
Христа прекрасно, жизнь по учению
Христа лучше, чем та, которою мы живем; но мы не можем жить так, чтобы было лучше, потому что это «трудно».
И вдруг оказывается, что мы
говорим, что учение
Христа прекрасно, но что оно неисполнимо, потому что трудно.
Учение
Христа в смысле улучшения жизни людей своими разумными силами неисполнимо потому, что Адам пал и мир лежит во зле, —
говорит религия.
Прежде и после
Христа люди
говорили то же самое: то, что в человеке живет божественный свет, сошедший с неба, и свет этот есть разум, — и что ему одному надо служить и в нем одном искать благо.
Церковь
говорит: учение
Христа неисполнимо потому, что жизнь здешняя есть образчик жизни настоящей; она хороша быть не может, она вся есть зло. Наилучшее средство прожить эту жизнь состоит в том, чтобы презирать ее и жить верою (т. е. воображением) в жизнь будущую, блаженную, вечную; а здесь жить — как живется, и молиться.
Философия, наука, общественное мнение
говорят: учение
Христа неисполнимо потому, что жизнь человека зависит не от того света разума, которым он может осветить самую эту жизнь, а от общих законов, и потому не надо освещать эту жизнь разумом и жить согласно с ним, а надо жить, как живется, твердо веруя, что по законам прогресса исторического, социологического и других после того, как мы очень долго будем жить дурно, наша жизнь сделается сама собой очень хорошей.
«Если я один среди мира людей, не исполняющих учение
Христа, —
говорят обыкновенно, — стану исполнять его, буду отдавать то, что имею, буду подставлять щеку, не защищаясь, буду даже не соглашаться на то, чтобы идти присягать и воевать, меня оберут, и если я не умру с голода, меня изобьют до смерти, и если не изобьют, то посадят в тюрьму или расстреляют, и я напрасно погублю всё счастье своей жизни и всю свою жизнь».
Так
говорят обыкновенно и так думал и я, пока не освободился вполне от церковного учения, и потому не понимал учения
Христа о жизни во всем его значении.
Христос предлагает свое учение о жизни как спасение от той губительной жизни, которою живут люди, не следуя его учению, и вдруг я
говорю, что я бы и рад последовать его учению, да мне жалко погубить свою жизнь.
Для того чтобы понять учение
Христа о спасении жизни, надо прежде всего понять то, что
говорили все пророки, что
говорил Соломон, что
говорил Будда, что
говорили все мудрецы мира о личной жизни человека.
И потому, чтобы понять учение
Христа, надо прежде всего опомниться, одуматься, надо, чтобы в нас совершилась ματάνοια, то самое, что, проповедуя свое учение,
говорит предшественник
Христа — Иоанн таким же, как мы, запутанным людям.
И
Христос, начиная свою проповедь,
говорит то же...