Неточные совпадения
И только изверившись одинаково и во все толкования ученой критики, и во все толкования ученого богословия, и откинув их все, по слову Христа: если не примете меня, как
дети, не войдете в царствие божие…, я понял вдруг
то, чего не понимал прежде.
Знать ли, что спокойствие и безопасность моя и семьи, все мои радости и веселья покупаются нищетой, развратом и страданиями миллионов, — ежегодными виселицами, сотнями тысяч страдающих узников и миллионом оторванных от семей и одуренных дисциплиной солдат, городовых и урядников, которые оберегают мои потехи заряженными на голодных людей пистолетами; покупать ли каждый сладкий кусок, который я кладу в свой рот или рот моих
детей, всем
тем страданием человечества, которое неизбежно для приобретения этих кусков; или знать, что какой ни есть кусок — мой кусок только тогда, когда он никому не нужен и никто из-за него не страдает.
А
то, что жизнь людей, в душу которых вложена жалость и любовь друг к другу, проходила и теперь проходит для одних в устройстве костров, кнутов, колесований, плетей, рванья ноздрей, пыток, кандалов, каторг, виселиц, расстреливаний, одиночных заключений, острогов для женщин и
детей, в устройстве побоищ десятками тысяч на войне, в устройстве периодических революций и пугачевщин, а жизнь других — в
том, чтобы исполнять все эти ужасы, а третьих — в
том, чтобы избегать этих страданий и отплачивать за них, — такая жизнь не мечта.
Я представил себе, что всем нам и нашим
детям с детства словом и примером внушается не
то, что внушается теперь: что человек должен соблюдать свое достоинство, отстаивать перед другими свои права (чего нельзя иначе делать, как унижая и оскорбляя других), а внушается
то, что ни один человек не имеет никаких прав и не может быть ниже или выше другого; что ниже и позорнее всех только
тот, который хочет стать выше других; что нет более унизительного для человека состояния, как состояние гнева против другого человека; что кажущееся мне ничтожество или безумие человека не может оправдать мой гнев против него и мой раздор с ним.
Люди дерутся за землю, за предметы, которые им нужны, и потом доходят до
того, что делят всё и называют это собственностью; они находят, что хотя и трудно учредить это, но так лучше, и держатся собственности; люди дерутся за жен, бросают
детей, потом находят, что лучше, чтобы у каждого была своя семья, и, хотя очень трудно питать семью, люди держатся собственности, семьи и многого другого.
Истинно верующий должен воображать, что со времени Христа земля родит без труда,
дети родятся без мук, болезней нет, смерти нет и греха, т. е. ошибок, нет, т. е. нет
того, что есть, и что есть
то, чего нет.
Все философские и политические теории, оправдывающие существующий порядок, гегельянизм и его
дети зиждутся на этом положении. Пессимизм, требующий от жизни
того, что она не может дать, и потому отрицающий жизнь, вытекает из него же.
И потому, с
тех пор как есть люди, они отыскивают для жизни цели вне себя: живут для своего
ребенка, для семьи, для народа, для человечества, для всего, что не умирает с личной жизнью.
Дети не верят в
то, что скоро платье их намокнет, ручонки намахаются, что они станут задыхаться, захлебнутся и пойдут ко дну.
Как
дети, упавшие с корабля, уверились в
том, что они не погибнут, и оттого не берутся за веревку; так точно и люди, исповедующие бессмертие душ, уверились в
том, что они не погибнут, и оттого не исполняют учение Христа бога. Они не верят в
то, во что нельзя не верить, только потому, что они верят в
то, во что нельзя верить.
Все эти люди побросали дома, поля, отцов, братьев, часто жен и
детей, — отреклись от всего, даже от самой жизни, и пришли в город для
того, чтобы приобрести
то, что по учению мира считается для каждого из них необходимым.
Они по своим законам должны отдавать их чужим, большей частью совсем чужим, сначала иностранцам, а потом казенным воспитателям, так что от семьи имеют только горе —
детей, которые смолоду становятся так же несчастны, как родители, и которые по отношению к родителям имеют, одно чувство — желание их смерти для
того, чтобы наследовать им.
То есть я несомненно опытом знаю, что наша жизнь несчастлива, и потому… я воспитываю
детей так, чтобы они были так же несчастливы, как и я.
Беден — это значит: он будет не в городе, а в деревне, не будет сидеть дома, а будет работать в лесу, в поле, будет видеть свет солнца, землю, небо, животных; не будет придумывать, что ему съесть, чтобы возбудить аппетит, и что сделать, чтоб сходить на час, а будет три раза в день голоден; не будет ворочаться на мягких подушках и придумывать, чем спастись от бессонницы, а будет спать; будет иметь
детей, будет жить с ними, будет в свободном общении со всеми людьми, а главное, не будет делать ничего такого, чего ему не хочется делать; не будет бояться
того, что с ним будет.
Но больной человек, человек с семейством, с
детьми не нужен, не может работать, — и его перестают кормить, скажут
те, которым непременно хочется доказать справедливость зверской жизни.
Во всем, что составляет жизнь человека — в
том, как жить, идти ли убивать людей или не идти, идти ли судить людей или не идти, воспитывать ли своих
детей так или иначе, — люди нашего мира отдаются безропотно другим людям, которые точно так же, как и они сами, не знают, зачем они живут и заставляют жить других так, а не иначе.
Считаете неразумным идти убивать турок или немцев — не ходите; считаете неразумным насилием отбирать труд бедных людей для
того, чтобы надевать цилиндр или затягиваться в корсет, или сооружать затрудняющую вас гостиную — не делайте этого; считаете неразумным развращенных праздностью и вредным сообществом сажать в остроги, т. е. в самое вредное сообщество и самую полную праздность — не делайте этого; считаете неразумным жить в зараженном городском воздухе, когда можете жить на чистом; считаете неразумным учить
детей прежде и больше всего грамматикам мертвых языков, — не делайте этого.
Христос показал мне, что единство сына человеческого, любовь людей между собой не есть, как мне прежде казалось, цель, к которой должны стремиться люди, но что это единство, эта любовь людей между собой есть их естественное блаженное состояние,
то, в котором родятся
дети, по словам его, и
то, в котором живут всегда все люди до
тех пор, пока состояние это не нарушается обманом, заблуждением, соблазнами.
Если теперь я и могу в минуту забвения увлечься насилием для защиты себя и других или своей или чужой собственности,
то я не могу уже спокойно и сознательно служить
тому соблазну, который губит меня и людей; я не могу приобретать собственности; не могу употреблять какое бы
то ни было насилие против какого бы
то ни было человека, за исключением
ребенка, и
то только для избавления его от предстоящего ему тотчас же зла; не могу участвовать ни в какой деятельности власти, имеющей целью ограждение людей и их собственности насилием; не могу быть ни судьей, ни участником в суде, ни начальником, ни участником в каком-нибудь начальстве; не могу содействовать и
тому, чтобы другие участвовали в судах и начальствах.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как
дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на
то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Раз как-то случилось, забавляя
детей, выстроил будку из карт, да после
того всю почь снились проклятые.
Под берегом раскинуты // Шатры; старухи, лошади // С порожними телегами // Да
дети видны тут. // А дальше, где кончается // Отава подкошенная, // Народу
тьма! Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да голоса, да звяканье // Проворных кос. «Бог на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники // Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И видя, что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней подошли гуськом: // «Что ж дальше?» // — Сами знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с
той поры… // Что дальше? Домом правлю я, // Ращу
детей… На радость ли? // Вам тоже надо знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
Его водили под руки //
То господа усатые, //
То молодые барыни, — // И так, со всею свитою, // С
детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с белыми собачками, // Все поле сенокосное // Помещик обошел.