Оно выразилось особенно резко потому, что учение Христа есть самое высшее учение; а самое высшее оно потому, что метафизика и этика учения Христа до такой степени неразрывно связаны и определяются одна другою, что
отделить одну
от другой нельзя, не лишив всё учение его смысла, и еще потому, что Христово учение есть уже само по
себе протестантизм, т. е. отрицание не только обрядных постановлений иудаизма, но и всякого внешнего богопочитания.
Этот соблазн состоял в том, что я
отделял себя от других людей, признавая только некоторых из них равными
себе, а всех остальных — ничтожными, не людьми (рака) или глупыми и необразованными (безумными).
Теперь я не могу содействовать ничему тому, что внешне возвышает меня над людьми,
отделяет от них; не могу, как я прежде это делал, признавать ни за
собой, ни за другими никаких званий, чинов и наименований, кроме звания и имени человека; не могу искать славы и похвалы, не могу искать таких знаний, которые
отделяли бы меня
от других, не могу не стараться избавиться
от своего богатства, отделяющего меня
от людей, не могу в жизни своей, в обстановке ее, в пище, в одежде, во внешних приемах не искать всего того, что не разъединяет меня, а соединяет с большинством людей.