Неточные совпадения
Но христианство, как оно
представлялось мне тогда, было только известное настроение — очень неопределенное, из которого не вытекали ясные и обязательные правила
жизни.
Такое отношение к судам я нахожу в посланиях апостолов, в
жизни же их, как мы все знаем, суды человеческие
представлялись им тем злом и соблазном, которые надо сносить с твердостью и преданностью воле божией.
Другие же, неверующие, свободные толкователи учения Христа, историки религий, — Штраусы, Ренаны и другие, — усвоив вполне церковное толкование о том, что учение Христа не имеет никакого прямого приложения к
жизни, а есть мечтательное учение, утешающее слабоумных людей, пресерьезно говорят о том, что учение Христа годно было для проповедания диким обитателям захолустьев Галилеи, но нам, с нашей культурой, оно
представляется только милою мечтою «du charmant docteur», [очаровательного учителя,] как говорит Ренан.
Когда я понял заповедь о непротивлении злу, мне
представилось, что стихи эти должны иметь такое же ясное, приложимое к
жизни значение, как и заповедь о непротивлении злу.
И что будет
представляться еще трогательнее будущему историку — это то, что он найдет, что у людей этих был учитель, ясно, определенно указавший им, что им должно делать, чтобы жить счастливее, и что слова этого учителя были объяснены одними так, что он на облаках придет всё устроить, а другими так, что слова этого учителя прекрасны, но неисполнимы, потому что
жизнь человеческая не такая, какую бы мы хотели, и потому не стоит ею заниматься, а разум человеческий должен быть направлен на изучение законов этой
жизни без всякого отношения к благу человека.
Наоборот, по учению нашей церкви,
жизнь человеческая, как высшее благо, известное нам,
представляется только частицей той
жизни, которая на время удержана от нас.
Учение Христа, по церковным толкованиям,
представляется как для мирских людей, так и для монашествующих не учением о
жизни — как сделать ее лучше для себя и для других, а учением о том, во что надо верить светским людям, чтобы, живя дурно, все-таки спастись на том свете, а для монашествующих — тем, как для себя сделать эту
жизнь еще хуже, чем она есть.
Церковь потрудилась растолковать нам учение Христа так, что оно
представляется не учением о
жизни, а пугалом.
То, что прежде мне казалось самым хорошим, — утонченная, изящная
жизнь, страстная и поэтическая любовь, восхваляемая всеми поэтами и художниками, — всё это
представилось мне дурным и отвратительным.
Наоборот, хорошим
представились мне: трудовая, скудная, грубая
жизнь, умеряющая похоть; высоким и важным
представилось мне не столько человеческое учреждение брака, накладывающее внешнюю печать законности на известное соединение мужчины и женщины, сколько самое соединение всякого мужчины и женщины, которое, раз совершившись, не может быть нарушено без нарушения воли бога.
Я не могу желать и искать физической праздности и жирной
жизни, разжигавшей во мне чрезмерную похоть; не могу искать тех разжигающих любовную похоть потех — романов, стихов, музыки, театров, балов, которые прежде
представлялись мне не только не вредными, но очень высокими увеселениями; не могу оставлять своей жены, зная, что оставление ее есть первая ловушка для меня, для нее и для других; не могу содействовать праздной и жирной
жизни других людей; не могу участвовать и устраивать тех похотливых увеселений, — романов, театров, опер, балов и т. п., — которые служат ловушкой для меня и других людей; не могу поощрять безбрачное житье людей зрелых для брака; не могу содействовать разлуке мужей с женами; не могу делать различия между совокуплениями, называемыми браками и не называемыми так; не могу не считать священным и обязательным только то брачное соединение, в котором раз находится человек.
Неточные совпадения
Он читал книгу, думал о том, что читал, останавливаясь, чтобы слушать Агафью Михайловну, которая без устали болтала; и вместе с тем разные картины хозяйства и будущей семейной
жизни без связи
представлялись его воображению.
Никогда еще невозможность в глазах света его положения и ненависть к нему его жены и вообще могущество той грубой таинственной силы, которая, в разрез с его душевным настроением, руководила его
жизнью и требовала исполнения своей воли и изменения его отношений к жене, не
представлялись ему с такою очевидностью, как нынче.
Ей так легко и спокойно было, так ясно она видела, что всё, что ей на железной дороге
представлялось столь значительным, был только один из обычных ничтожных случаев светской
жизни и что ей ни пред кем, ни пред собой стыдиться нечего.
В первый раз тогда поняв ясно, что для всякого человека и для него впереди ничего не было, кроме страдания, смерти и вечного забвения, он решил, что так нельзя жить, что надо или объяснить свою
жизнь так, чтобы она не
представлялась злой насмешкой какого-то дьявола, или застрелиться.
Обе несомненно знали, что такое была
жизнь и что такое была смерть, и хотя никак не могли ответить и не поняли бы даже тех вопросов, которые
представлялись Левину, обе не сомневались в значении этого явления и совершенно одинаково, не только между собой, но разделяя этот взгляд с миллионами людей, смотрели на это.