Неточные совпадения
Это был единственный человек во всей моей жизни, строго логически разрешивший
тот вечный вопрос, который при нашем общественном строе стоял передо мной и стоит перед каждым человеком, называющим себя христианином.
И, имея, вероятно, в виду пример блудницы, которую привели к Христу, чтобы по закону побить ее камнями, или вообще преступление прелюбодеяния, Иаков говорит, что
тот, кто казнит смертию блудницу, будет виновен в убийстве и нарушит закон
вечный.
Потому что
тот же
вечный закон запрещает и блуд, и убийство.
Христос говорит: я не пришел нарушить
вечный закон, для исполнения которого написаны ваши книги и пророчества, но пришел научить исполнять
вечный закон; но я говорю не про ваш
тот закон, который называют законом бога ваши учители-фарисеи, а про
тот закон
вечный, который менее, чем небо и земля, подлежит изменению.
Толкование, что Христос не отрицает закон, основано на
том, что слову закон в этом месте, благодаря сравнению с иотою писанного закона, без всякого основания и противно смыслу слов, приписано значение писанного закона, — вместо закона
вечного.
Стало быть, ясно, что здесь противополагается закон
вечный закону писанному [Мало этого, как бы для
того, чтобы уж не было никакого сомнения о
том, про какой закон он говорит, он тотчас же в связи с этим приводит пример, самый резкий пример отрицания закона Моисеева — законом
вечным,
тем, из которого не может выпасть ни одна черточка; он, приводя самое резкое противоречие закону Моисея, которое есть в Евангелии, говорит (Лука XVI, 18): «всякий, кто отпускает жену и женится на другой, прелюбодействует», т. е. в писанном законе позволено разводиться, а по
вечному — это грех.] и что точно
то же противоположение делается и в контексте Матфея, где закон
вечный определяется словами: закон или пророки.
Замечательна история текста стихов 17 и 18 по вариантам. В большинстве списков стоит только слово «закон» без прибавления «пророки». При таком чтении уже не может быть перетолкования о
том, что это значит закон писанный. В других же списках, в Тишендорфовском и в каноническом, стоит прибавка — «пророки», но не с союзом «и», а с союзом «или», закон или пророки, что точно так же исключает смысл
вечного закона.
Эти варианты дают историю толкований этого места. Смысл один ясный
тот, что Христос, так же как и по Луке, говорит о законе
вечном: но в числе списателей Евангелий находятся такие, которым желательно признать обязательность писанного закона Моисеева, и эти списатели присоединяют к слову закон прибавку — «и пророки» — и изменяют смысл.
Чтобы вполне убедиться в
том, что в этих стихах Христос говорит только о
вечном законе, стоит вникнуть в значение
того слова, которое подало повод лжетолкованиям. По-русски — закон, по-гречески — νόμος, по-еврейски — тора, как по-русски, по-гречески и по-еврейски имеют два главные значения: одно — самый закон без отношения к его выражению. Другое понятие есть писанное выражение
того, что известные люди считают законом. Различие этих двух значений существует и во всех языках.
Когда он говорит: «не делай
того другому, что не хочешь, чтобы тебе делали, в этом одном — весь закон и пророки», он говорит о писанном законе, он говорит, что весь писанный закон может быть сведен к одному этому выражению
вечного закона, и этими словами упраздняет писанный закон.
Всякий пророк — учитель веры, открывая людям закон бога, всегда встречает между людьми уже
то, что эти люди считают законом бога, и не может избежать двоякого употребления слова закон, означающего
то, что эти люди считают ложно законом бога ваш закон, и
то, что есть истинный,
вечный закон бога.
Но мало
того, что не может избежать двоякого употребления этого слова, проповедник часто не хочет избежать его и умышленно соединяет оба понятия, указывая на
то, что в
том ложном в его совокупности законе, который исповедуют
те, которых он обращает, что и в этом законе есть истины
вечные.
И он указывает не раз на
то, что заповедь их закона о любви к богу и ближнему есть заповедь закона
вечного (Матф. XIII, 52).
Христос так же, как и все пророки, берет из
того, что люди считают законом бога,
то, что есть точно закон бога, берет основы, откидывает всё остальное и с этими основами связывает свое откровение
вечного закона.
Мне не открывать пришлось, а мне пришлось делать
то самое, что делали и делают все люди, ищущие бога и закон его: находить
то, что есть
вечный закон бога, среди всего
того, что люди называют этим именем.
То, что по этому учению называется истинною жизнью, есть жизнь личная, блаженная, безгрешная и
вечная, т. е. такая, какую никто никогда не знал и которой нет. Жизнь же
та, которая есть, которую мы одну знаем, которою мы живем и которою жило и живет всё человечество, есть по этому учению жизнь падшая, дурная, есть только образчик
той хорошей жизни, которая нам следует.
Материализм с его удивительным восторженным утверждением, что человек есть процесс и больше ничего, есть законное детище этого учения, признавшего, что жизнь здешняя есть жизнь падшая. Спиритизм с его учеными последователями есть лучшее доказательство
того, что научное и философское воззрение не свободно, а основано на религиозном учении о блаженной
вечной жизни, свойственной человеку.
Несколько веков ученые люди западной малой части большого материка находились в повальном сумасшествии, воображая, что им принадлежит
вечная блаженная жизнь, и занимались всякого рода элукубрациями о
том, как, по каким законам наступит для них эта жизнь, сами же ничего не делали и не думали никогда ничего о
том, как сделать эту свою жизнь лучше.
Церковь говорит: учение Христа неисполнимо потому, что жизнь здешняя есть образчик жизни настоящей; она хороша быть не может, она вся есть зло. Наилучшее средство прожить эту жизнь состоит в
том, чтобы презирать ее и жить верою (т. е. воображением) в жизнь будущую, блаженную,
вечную; а здесь жить — как живется, и молиться.
Только этой
вечной жизни учит Христос по всем Евангелиям, и, как ни странно это сказать про Христа, который лично воскрес и обещал всех воскресить, никогда Христос не только ни одним словом не утверждал личное воскресение и бессмертие личности за гробом, но и
тому восстановлению мертвых в царстве мессии, которое основали фарисеи, придавал значение, исключающее представление о личном воскресении.
Стоит вдуматься в смысл учения Христа о жизни
вечной в боге, стоит восстановить в своем воображении учение еврейских пророков, чтобы понять, что если бы Христос хотел проповедовать учение о воскресении мертвых, которое тогда только начинало входить в Талмуд и было предметом спора,
то он ясно и определенно высказал бы это учение; он же, наоборот, не только не сделал этого, но даже отверг его, и во всех Евангелиях нельзя найти ни одного места, которое бы подтверждало это учение.
Жизнь вообще, и
тем более жизнь
вечная, хайе-ойлом, по учению евреев, есть свойство одного бога.
Христос в обоих случаях определяет, что̀ должно разуметь под словами: жизнь
вечная; когда он употребляет их,
то говорит евреям
то же самое, что сказано много раз в законе их, а именно: исполнение воли бога есть жизнь
вечная.
Христос в противоположность жизни временной, частной, личной учит
той вечной жизни, которую по Второзаконию бог обещал израилю, но только с
той разницею, что, по понятию евреев, жизнь
вечная продолжалась только в избранном народе израильском и для приобретения этой жизни нужно было соблюдать исключительные законы бога для израиля, а по учению Христа жизнь
вечная продолжается в сыне человеческом, и для сохранения ее нужно соблюдать законы Христа, выражающие волю бога для всего человечества.
Может быть, справедливее предположить, что человека после этой мирской жизни, пережитой для исполнения его личной воли, все-таки ожидает
вечная личная жизнь в раю со всевозможными радостями; может быть, это справедливее, но думать, что это так, стараться верить в
то, что за добрые дела я буду награжден
вечным блаженством, а за дурные
вечными муками, — думать так не содействует пониманию учения Христа; думать так значит, напротив, лишать учение Христа самой главной его основы.
Главная задача нашей жизни по этому представлению не в
том, чтобы прожить
ту данную нам смертную жизнь так, как хочет податель жизни, не в
том, чтобы сделать ее
вечною в поколениях людей, как евреи, или слиянием ее с волею отца, как учил Христос, а в
том, чтобы уверить себя, что после этой жизни начнется настоящая.
Христос говорит: кто хочет следовать мне,
тот оставь дом, поля, братьев и иди за мной — богом, и
тот получит в мире этом во сто раз больше домов, полей, братьев и, сверх
того, жизнь
вечную.
А учение мира сказало: брось дом, поля, братьев, уйди из деревни в гнилой город, живи всю свою жизнь банщиком голым, в пару намыливая чужие спины, или гостинодворцем, всю жизнь считая чужие копейки в подвале, или прокурором, всю жизнь свою проводя в суде и над бумагами, занимаясь
тем, чтобы ухудшить участь несчастных, или министром, всю жизнь впопыхах подписывая ненужные бумаги, или полководцем, всю жизнь убивая людей, — живи этой безобразной жизнью, кончающейся всегда мучительной смертью, и ты ничего не получишь в мире этом и не получишь никакой
вечной жизни.
Стоит человеку только не верить учению мира, что нужно надеть калоши и цепочку и иметь ненужную ему гостиную, и что не нужно делать все
те глупости, которых требует от него учение мира, и он не будет знать непосильной работы и страданий и
вечной заботы и труда без отдыха и цели; не будет лишен общения с природой, не будет лишен любимого труда, семьи, здоровья и не погибнет бессмысленно мучительной смертью.
Неточные совпадения
— Простите меня, ради Христа, атаманы-молодцы! — говорил он, кланяясь миру в ноги, — оставляю я мою дурость на веки
вечные, и сам вам
тоё мою дурость с рук на руки сдам! только не наругайтесь вы над нею, ради Христа, а проводите честь честью к стрельцам в слободу!
Но
то, что он в этой временной, ничтожной жизни сделал, как ему казалось, некоторые ничтожные ошибки, мучало его так, как будто и не было
того вечного спасения, в которое он верил.
Это осуществление показало ему
ту вечную ошибку, которую делают люди, представляя себе счастие осуществлением желания.
А уж куды бывает метко все
то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных племен, а всё сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на
вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы, — одной чертой обрисован ты с ног до головы!
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу,
вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах,
вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»;
вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в
то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.