Неточные совпадения
Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно
сидела с запиской
в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.
Николай Щербацкий, двоюродный брат Кити,
в коротенькой жакетке и узких панталонах,
сидел с коньками на ногах на скамейке и, увидав Левина, закричал ему...
Когда Анна вошла
в комнату, Долли
сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим на отца, и слушала его урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя
в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки. Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу. Мать оторвала пуговицу и положила ее
в карман.
И между ними составилось что-то
в роде игры, состоящей
в том, чтобы как можно ближе
сидеть подле тети, дотрогиваться до нее, держать ее маленькую руку, целовать ее, играть с ее кольцом или хоть дотрогиваться до оборки ее платья.
Константин Левин заглянул
в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек
в поддевке, а молодая рябоватая женщина,
в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков,
сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том,
в среде каких чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин
в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
К утру Анна задремала,
сидя в кресле, и когда проснулась, то уже было бело, светло, и поезд подходил к Петербургу.
Ровно
в двенадцать, когда Анна еще
сидела за письменным столом, дописывая письмо к Долли, послышались ровные шаги
в туфлях, и Алексей Александрович, вымытый и причесанный, с книгою под мышкой, подошел к ней.
Петрицкий
в пальто и ротмистр Камеровский
в полной форме, вероятно со службы,
сидели вокруг нее.
Княгиня Мягкая
сидела посередине между обоими кружками и, прислушиваясь, принимала участие то
в том, то
в другом.
Алексей Александрович ничего особенного и неприличного не нашел
в том, что жена его
сидела с Вронским у особого стола и о чем-то оживленно разговаривала; но он заметил, что другим
в гостиной это показалось чем-то особенным и неприличным, и потому это показалось неприличным и ему. Он решил, что нужно сказать об этом жене.
В тележке
сидел туго налитой кровью и туго подпоясанный приказчик, служивший кучером Рябинину.
Он
сидел в расстегнутом над белым жилетом сюртуке, облокотившись обеими руками на стол и, ожидая заказанного бифстека, смотрел
в книгу французского романа, лежавшую на тарелке.
«Плохо! — подумал Вронский, поднимая коляску. — И то грязно было, а теперь совсем болото будет».
Сидя в уединении закрытой коляски, он достал письмо матери и записку брата и прочел их.
Одетая
в белое с широким шитьем платье, она
сидела в углу террасы за цветами и не слыхала его.
Когда Алексей Александрович появился на скачках, Анна уже
сидела в беседке рядом с Бетси,
в той беседке, где собиралось всё высшее общество.
Под дрожащею кругами тенью листьев, у покрытого белою скатертью и уставленного кофейниками, хлебом, маслом, сыром, холодною дичью стола,
сидела княгиня
в наколке с лиловыми лентами, раздавая чашки и тартинки.
Варенька
в шляпе и с зонтиком
в руках
сидела у стола, рассматривая пружину, которую сломала Кити. Она подняла голову.
Но Константину Левину скучно было
сидеть и слушать его, особенно потому, что он знал, что без него возят навоз на неразлешенное поле и навалят Бог знает как, если не посмотреть; и резцы
в плугах не завинтят, а поснимают и потом скажут, что плуги выдумка пустая и то ли дело соха Андревна, и т. п.
Наказанный
сидел в зале на угловом окне; подле него стояла Таня с тарелкой. Под видом желания обеда для кукол, она попросила у Англичанки позволения снести свою порцию пирога
в детскую и вместо этого принесла ее брату. Продолжая плакать о несправедливости претерпенного им наказания, он ел принесенный пирог и сквозь рыдания приговаривал: «ешь сама, вместе будем есть… вместе».
В карете дремала
в углу старушка, а у окна, видимо только что проснувшись,
сидела молодая девушка, держась обеими руками за ленточки белого чепчика. Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она смотрела через него на зарю восхода.
Аннушка вышла, но Анна не стала одеваться, а
сидела в том же положении, опустив голову и руки, и изредка содрогалась всем телом, желая как бы сделать какой-то жест, сказать что-то и опять замирая.
«Я объявила мужу», писала она и долго
сидела, не
в силах будучи писать далее.
Она прошлась по зале и с решимостью направилась к нему. Когда она вошла
в его кабинет, он
в вице-мундире, очевидно готовый к отъезду,
сидел у маленького стола, на который облокотил руки, и уныло смотрел пред собой. Она увидала его прежде, чем он ее, и она поняла, что он думал о ней.
Мучительно неловко ему было оттого, что против него
сидела свояченица
в особенном, для него, как ему казалось, надетом платье, с особенным
в виде трапеции вырезом на белой груди; этот четвероугольный вырез, несмотря на то, что грудь была очень белая, или особенно потому, что она была очень белая, лишал Левина свободы мысли.
Свияжский
сидел боком к столу, облокоченною рукой поворачивая чашку, другою собирая
в кулак свою бороду и поднося ее к носу и опять выпуская, как бы нюхая.
И он с свойственною ему ясностью рассказал вкратце эти новые, очень важные и интересные открытия. Несмотря на то, что Левина занимала теперь больше всего мысль о хозяйстве, он, слушая хозяина, спрашивал себя: «Что там
в нем
сидит? И почему, почему ему интересен раздел Польши?» Когда Свияжский кончил, Левин невольно спросил: «Ну так что же?» Но ничего не было. Было только интересно то, что «оказывалось» Но Свияжский не объяснил и не нашел нужным объяснять, почему это было ему интересно.
Он
сидел на кровати
в темноте, скорчившись и обняв свои колени и, сдерживая дыхание от напряжения мысли, думал. Но чем более он напрягал мысль, тем только яснее ему становилось, что это несомненно так, что действительно он забыл, просмотрел
в жизни одно маленькое обстоятельство ― то, что придет смерть, и всё кончится, что ничего и не стоило начинать и что помочь этому никак нельзя. Да, это ужасно, но это так.
Они входили
в дверь, разговаривая о погоде, когда Степан Аркадьич догнал их.
В гостиной
сидели уже князь Александр Дмитриевич, тесть Облонского, молодой Щербацкой, Туровцын, Кити и Каренин.
Все
сидели, как поповны
в гостях (как выражался старый князь), очевидно,
в недоумении, зачем они сюда попали, выжимая слова, чтобы не молчать.
Старый князь
сидел молча, сбоку поглядывая своими блестящими глазками на Каренина, и Степан Аркадьич понял, что он придумал уже какое-нибудь словцо, чтоб отпечатать этого государственного мужа, на которого, как на стерлядь, зовут
в гости.
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала
в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю: кто это четверней
в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я
в окно — вы
сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?
Княгиня
сидела в кресле молча и улыбалась; князь сел подле нее. Кити стояла у кресла отца, всё не выпуская его руку. Все молчали.
Алексей Александрович прошел
в ее кабинет. У ее стола боком к спинке на низком стуле
сидел Вронский и, закрыв лицо руками, плакал. Он вскочил на голос доктора, отнял руки от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять сел, втягивая голову
в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и сказал...
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и речи, и опять кончилось беспамятством. На третий день было то же, и доктора сказали, что есть надежда.
В этот день Алексей Александрович вышел
в кабинет, где
сидел Вронский, и, заперев дверь, сел против него.
Он по нескольку раз
в день ходил
в детскую и подолгу
сиживал там, так что кормилица и няня, сперва робевшие пред ним, привыкли к нему.
Анна
в сером халате, с коротко остриженными, густою щеткой вылезающими черными волосами на круглой голове,
сидела на кушетке.
Бетси, одетая по крайней последней моде,
в шляпе, где-то парившей над ее головой, как колпачок над лампой, и
в сизом платье с косыми резкими полосами на лифе с одной стороны и на юбке с другой стороны,
сидела рядом с Анной, прямо держа свой плоский высокий стан и, склонив голову, насмешливою улыбкой встретила Алексея Александровича.
«Удивительно много выражения
в ее руке», думал он, вспоминая, как вчера они
сидели у углового стола.
Он застал ее
в задних комнатах. Она
сидела на сундуке и о чем-то распоряжалась с девушкой, разбирая кучи разноцветных платьев, разложенных на спинках стульев и на полу.
Когда княгиня вошла к ним, они рядом
сидели на сундуке, разбирали платья и спорили о том, что Кити хотела отдать Дуняше то коричневое платье,
в котором она была, когда Левин ей сделал предложение, а он настаивал, чтоб это платье никому не отдавать, а дать Дуняше голубое.
Но только что она открыла рот, как слова упреков бессмысленной ревности, всего, что мучало ее
в эти полчаса, которые она неподвижно провела,
сидя на окне, вырвались у ней.
Он
сидел в кабинете у письменного стола и писал.
Она,
в том темно-лиловом платье, которое она носила первые дни замужества и нынче опять надела и которое было особенно памятно и дорого ему,
сидела на диване, на том самом кожаном старинном диване, который стоял всегда
в кабинете у деда и отца Левина, и шила broderie anglaise. [английскую вышивку.]
Когда Левин вошел наверх, жена его
сидела у нового серебряного самовара за новым чайным прибором и, посадив у маленького столика старую Агафью Михайловну с налитою ей чашкой чая, читала письмо Долли, с которою они были
в постоянной и частой переписке.
Вернувшись от больного на ночь
в свои два нумера, Левин
сидел, опустив голову, не зная, что делать.
— Я очень рада, что уговорила его завтра собороваться, — говорила она,
сидя в кофточке пред своим складным зеркалом и расчесывая частым гребнем мягкие душистые волосы. — Я никогда не видала этого, но знаю, мама мне говорила, что тут молитвы об исцелении.
Он еще долго
сидел так над ним, всё ожидая конца. Но конец не приходил. Дверь отворилась, и показалась Кити. Левин встал, чтоб остановить ее. Но
в то время, как он вставал, он услыхал движение мертвеца.
С рукой мертвеца
в своей руке он
сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто живет
в соседнем нумере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал...
Алексей Александрович задумался, как показалось приказчику, и вдруг, повернувшись, сел к столу. Опустив голову на руки, он долго
сидел в этом положении, несколько раз пытался заговорить и останавливался.
Алексей Александрович забыл о графине Лидии Ивановне, но она не забыла его.
В эту самую тяжелую минуту одинокого отчаяния она приехала к нему и без доклада вошла
в его кабинет. Она застала его
в том же положении,
в котором он
сидел, опершись головой на обе руки.