— Нет, я очень стою, потому что я стал самый серьезный человек. Я не только устраиваю свои, но и чужие
семейные дела, — сказал он с значительным выражением лица.
Неточные совпадения
— Да, но без шуток, — продолжал Облонский. — Ты пойми, что женщина, милое, кроткое, любящее существо, бедная, одинокая и всем пожертвовала. Теперь, когда уже
дело сделано, — ты пойми, — неужели бросить ее? Положим: расстаться, чтобы не разрушить
семейную жизнь; но неужели не пожалеть ее, не устроить, не смягчить?
Еще как только Кити в слезах вышла из комнаты, Долли с своею материнскою,
семейною привычкой тотчас же увидала, что тут предстоит женское
дело, и приготовилась сделать его.
И он удивлялся, как она, эта поэтическая, прелестная Кити, могла в первые же не только недели, в первые
дни семейной жизни думать, помнить и хлопотать о скатертях, о мебели, о тюфяках для приезжих, о подносе, о поваре, обеде и т. п.
Сереже было слишком весело, слишком всё было счастливо, чтоб он мог не поделиться со своим другом швейцаром еще
семейною радостью, про которую он узнал на гулянье в Летнем Саду от племянницы графини Лидии Ивановны. Радость эта особенно важна казалась ему по совпадению с радостью чиновника и своей радостью о том, что принесли игрушки. Сереже казалось, что нынче такой
день, в который все должны быть рады и веселы.
«Я совсем здорова и весела. Если ты за меня боишься, то можешь быть еще более спокоен, чем прежде. У меня новый телохранитель, Марья Власьевна (это была акушерка, новое, важное лицо в
семейной жизни Левина). Она приехала меня проведать. Нашла меня совершенно здоровою, и мы оставили ее до твоего приезда. Все веселы, здоровы, и ты, пожалуйста, не торопись, а если охота хороша, останься еще
день».
— О, нет! Он честный человек. Но этот старинный прием отеческого
семейного управления дворянскими
делами надо было поколебать.
Это выражение в лице предводителя было особенно трогательно Левину, потому что вчера только он по
делу опеки был у него дома и видел его во всем величии доброго и
семейного человека.
Для того чтобы предпринять что-нибудь в
семейной жизни, необходимы или совершенный раздор между супругами или любовное согласие. Когда же отношения супругов неопределенны и нет ни того, ни другого, никакое
дело не может быть предпринято.
— Те, я думаю, — отвечал Разумихин, поняв цель вопроса, — и будут, конечно, про свои
семейные дела говорить. Я уйду. Ты, как доктор, разумеется, больше меня прав имеешь.
— А я тебе вот что скажу, — говорил Виктор Васильич, помещаясь в пролетке бочком, — если хочешь угодить маменьке, заходи попросту, без затей, вечерком… Понимаешь — по
семейному делу. Мамынька-то любит в преферанс сыграть, ну, ты и предложи свои услуги. Старуха без ума тебя любит и даже похудела за эти дни.
Неточные совпадения
Вчерашнего
дни я…» Ну, тут уж пошли
дела семейные: «…сестра Анна Кириловна приехала к нам с своим мужем; Иван Кирилович очень потолстел и всё играет на скрипке…» — и прочее, и прочее.
Он с громкими вздохами ложился, вставал, даже выходил на улицу и все доискивался нормы жизни, такого существования, которое было бы и исполнено содержания, и текло бы тихо,
день за
днем, капля по капле, в немом созерцании природы и тихих, едва ползущих явлениях
семейной мирно-хлопотливой жизни. Ему не хотелось воображать ее широкой, шумно несущейся рекой, с кипучими волнами, как воображал ее Штольц.
Он понял, что ему досталось в удел
семейное счастье и заботы об имении. До тех пор он и не знал порядочно своих
дел: за него заботился иногда Штольц. Не ведал он хорошенько ни дохода, ни расхода своего, не составлял никогда бюджета — ничего.
О начальнике он слыхал у себя дома, что это отец подчиненных, и потому составил себе самое смеющееся, самое
семейное понятие об этом лице. Он его представлял себе чем-то вроде второго отца, который только и дышит тем, как бы за
дело и не за
дело, сплошь да рядом, награждать своих подчиненных и заботиться не только о их нуждах, но и об удовольствиях.
Играя с тетками, я служил, говорю, твоему
делу, то есть пробуждению страсти в твоей мраморной кузине, с тою только разницею, что без тебя это
дело пошло было впрок. Итальянец, граф Милари, должно быть, служит по этой же части, то есть развивает страсти в женщинах, и едва ли не успешнее тебя. Он повадился ездить в те же
дни и часы, когда мы играли в карты, а Николай Васильевич не нарадовался, глядя на свое
семейное счастье.