Неточные совпадения
— То, что я тысячу раз говорил и не могу не думать… то, что я не
стою тебя. Ты не могла согласиться выйти за меня замуж. Ты подумай. Ты ошиблась. Ты подумай хорошенько. Ты не можешь любить меня… Если… лучше скажи, — говорил он, не глядя
на нее. — Я буду несчастлив.
Пускай все говорят, что̀ хотят; всё лучше, чем несчастье… Всё лучше теперь, пока есть время…
—
Пусти,
пусти, поди! — заговорила она и вошла в высокую дверь. Направо от двери
стояла кровать, и
на кровати сидел, поднявшись, мальчик в одной расстегнутой рубашечке и, перегнувшись тельцем, потягиваясь, доканчивал зевок. В ту минуту, как губы его сходились вместе, они сложились в блаженно-сонную улыбку, и с этою улыбкой он опять медленно и сладко повалился назад.
— Ну вот,
пускай папа посмотрит, — сказала Лизавета Петровна, поднимая и поднося что-то красное, странное и колеблющееся. —
Постойте, мы прежде уберемся, — и Лизавета Петровна положила это колеблющееся и красное
на кровать, стала развертывать и завертывать ребенка, одним пальцем поднимая и переворачивая его и чем-то посыпая.
Неточные совпадения
— Скажи! — // «Идите по лесу, // Против столба тридцатого // Прямехонько версту: // Придете
на поляночку, //
Стоят на той поляночке // Две старые сосны, // Под этими под соснами // Закопана коробочка. // Добудьте вы ее, — // Коробка та волшебная: // В ней скатерть самобраная, // Когда ни пожелаете, // Накормит, напоит! // Тихонько только молвите: // «Эй! скатерть самобраная! // Попотчуй мужиков!» // По вашему хотению, // По моему велению, // Все явится тотчас. // Теперь —
пустите птенчика!»
— Да
пусти, пьяный черт! — отбивался Зосимов и потом, когда уже тот его выпустил, посмотрел
на него пристально и вдруг покатился со смеху. Разумихин
стоял перед ним, опустив руки, в мрачном и серьезном раздумье.
Знаете, Родион Романыч, я в него чернильницей
пустила, — тут, в лакейской, кстати
на столе
стояла, подле листа,
на котором расписывались, и я расписалась,
пустила да и убежала.
Пообедав, он пошел в мезонин к Дронову, там уже
стоял, прислонясь к печке, Макаров,
пуская в потолок струи дыма, разглаживая пальцем темные тени
на верхней губе, а Дронов, поджав ноги под себя, уселся
на койке в позе портного и визгливо угрожал кому-то:
—
Пусти, дурак, — тоже негромко пробормотала Дуняша, толкнула его плечом. — Ничего не понимают, — прибавила она, протаскивая Самгина в дверь. В комнате у окна
стоял человек в белом с сигарой в зубах, другой, в черном, с галунами, сидел верхом
на стуле, он строго спросил: