Неточные совпадения
— Она у меня есть в
альбоме, — сказала она, — да и кстати я покажу моего Сережу, — прибавила она с гордою материнскою улыбкой.
К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась с сыном и часто сама, пред тем как ехать на бал, укладывала его, ей стало грустно, что она так далеко от него; и о чем бы ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Сереже. Ей захотелось посмотреть на его карточку и поговорить о нем. Воспользовавшись первым предлогом, она встала и своею легкою, решительною походкой пошла за
альбомом. Лестница наверх в ее комнату выходила на площадку большой входной теплой лестницы.
Когда Анна вернулась с
альбомом, его уже не было, и Степан Аркадьич рассказывал, что он заезжал узнать об обеде, который они завтра давали приезжей знаменитости.
Все переглянулись, ничего не сказав, и стали смотреть
альбом Анны.
— Я часто думаю, что мужчины не понимают того, что неблагородно, а всегда говорят об этом, — сказала Анна, не отвечая ему. — Я давно хотела сказать вам, — прибавила она и, перейдя несколько шагов, села у углового стола с
альбомами.
Она встала и, сняв шляпу, взяла на столике
альбом, в котором были фотографические карточки сына в других возрастах.
Она хотела сличить карточки и стала вынимать их из
альбома.
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Вы всё эдакое говорите… Я бы вас попросила, чтоб вы мне написали лучше на память какие-нибудь стишки в
альбом. Вы, верно, их знаете много.
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и
альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Но вы, разрозненные томы // Из библиотеки чертей, // Великолепные
альбомы, // Мученье модных рифмачей, // Вы, украшенные проворно // Толстого кистью чудотворной // Иль Баратынского пером, // Пускай сожжет вас божий гром! // Когда блистательная дама // Мне свой in-quarto подает, // И дрожь и злость меня берет, // И шевелится эпиграмма // Во глубине моей души, // А мадригалы им пиши!
Тут был Проласов, заслуживший // Известность низостью души, // Во всех
альбомах притупивший, // St.-Priest, твои карандаши; // В дверях другой диктатор бальный // Стоял картинкою журнальной, // Румян, как вербный херувим, // Затянут, нем и недвижим, // И путешественник залётный, // Перекрахмаленный нахал, // В гостях улыбку возбуждал // Своей осанкою заботной, // И молча обмененный взор // Ему был общий приговор.
Поедет ли домой: и дома // Он занят Ольгою своей. // Летучие листки
альбома // Прилежно украшает ей: // То в них рисует сельски виды, // Надгробный камень, храм Киприды // Или на лире голубка // Пером и красками слегка; // То на листках воспоминанья, // Пониже подписи других, // Он оставляет нежный стих, // Безмолвный памятник мечтанья, // Мгновенной думы долгий след, // Всё тот же после многих лет.