Неточные совпадения
Просительница, штабс-капитанша Калинина, просила
о невозможном и бестолковом; но Степан Аркадьич, по своему обыкновению, усадил ее, внимательно, не перебивая, выслушал ее и дал ей подробный совет, к
кому и как обратиться, и даже бойко и складно своим крупным, растянутым, красивым и четким почерком написал ей записочку к лицу, которое могло ей пособить.
Но тотчас же она подумала
о том, на
кого она променяла его.
—
О! как хорошо ваше время, — продолжала Анна. — Помню и знаю этот голубой туман, в роде того, что на горах в Швейцарии. Этот туман, который покрывает всё в блаженное то время, когда вот-вот кончится детство, и из этого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь всё уже и уже, и весело и жутко входить в эту анфиладу, хотя она кажется и светлая и прекрасная….
Кто не прошел через это?
Из-за двери еще на свой звонок он услыхал хохот мужчин и лепет женского голоса и крик Петрицкого: «если
кто из злодеев, то не пускать!» Вронский не велел денщику говорить
о себе и потихоньку вошел в первую комнату.
Само собою разумеется, что он не говорил ни с
кем из товарищей
о своей любви, не проговаривался и в самых сильных попойках (впрочем, он никогда не бывал так пьян, чтобы терять власть над собой) и затыкал рот тем из легкомысленных товарищей, которые пытались намекать ему на его связь.
— Есть дела, которые подлежат обсуждению только тех,
кто прямо в них заинтересован, и то дело,
о котором ты так заботишься, такое…
И теперь, делая догадки
о том,
кто —
кто, какие между ними отношения и какие они люди, Кити воображала себе самые удивительные и прекрасные характеры и находила подтверждение в своих наблюдениях.
По рассказам Вареньки
о том, что делала мадам Шталь и другие,
кого она называла, Кити уже составила себе план будущей жизни.
—
О, нет, папа! — горячо возразила Кити. — Варенька обожает ее. И потом она делает столько добра! У
кого хочешь спроси! Ее и Aline Шталь все знают.
Только это заметил Левин и, не думая
о том,
кто это может ехать, рассеянно взглянул в карету.
Когда она думала
о Вронском, ей представлялось, что он не любит ее, что он уже начинает тяготиться ею, что она не может предложить ему себя, и чувствовала враждебность к нему зa это. Ей казалось, что те слова, которые она сказала мужу и которые она беспрестанно повторяла в своем воображении, что она их сказала всем и что все их слышали. Она не могла решиться взглянуть в глаза тем, с
кем она жила. Она не могла решиться позвать девушку и еще меньше сойти вниз и увидать сына и гувернантку.
— Но в том и вопрос, — перебил своим басом Песцов, который всегда торопился говорить и, казалось, всегда всю душу полагал на то,
о чем он говорил, — в чем полагать высшее развитие? Англичане, Французы, Немцы —
кто стоит на высшей степени развития?
Кто будет национализовать один другого? Мы видим, что Рейн офранцузился, а Немцы не ниже стоят! — кричал он. — Тут есть другой закон!
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю:
кто это четверней в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я в окно — вы сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и
о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать,
о чем вы тогда думали.
О важном?
Не позаботясь даже
о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть
кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
— Какое же вы можете иметь сомнение
о Творце, когда вы воззрите на творения Его? — продолжал священник быстрым, привычным говором. —
Кто же украсил светилами свод небесный?
Кто облек землю в красоту ее? Как же без Творца? — сказал он, вопросительно взглянув на Левина.
Как ни часто и много слышали оба
о примете, что
кто первый ступит на ковер, тот будет главой в семье, ни Левин, ни Кити не могли об этом вспомнить, когда они сделали эти несколько шагов.
С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе не думал
о смерти. Он думал
о том, что делает Кити,
кто живет в соседнем нумере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал...
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству,
о котором вы говорили — стыдиться того, что есть высшая высота христианина:
кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его и просить Его
о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
— Есть
о ком думать! Гадкая, отвратительная женщина, без сердца, — сказала мать, не могшая забыть, что Кити вышла не за Вронского, a зa Левина.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление
о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал,
кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
— То есть я в общих чертах могу представить себе эту перемену. Мы всегда были дружны, и теперь… — отвечая нежным взглядом на взгляд графини, сказал Степан Аркадьич, соображая, с которым из двух министров она ближе, чтобы знать,
о ком из двух придется просить ее.
Ни у
кого не спрашивая
о ней, неохотно и притворно-равнодушно отвечая на вопросы своих друзей
о том, как идет его книга, не спрашивая даже у книгопродавцев, как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его книга в обществе и в литературе.
Расспросив подробности, которые знала княгиня
о просившемся молодом человеке, Сергей Иванович, пройдя в первый класс, написал записку к тому, от
кого это зависело, и передал княгине.
— Что ж, там нужны люди, — сказал он, смеясь глазами. И они заговорили
о последней военной новости, и оба друг перед другом скрыли свое недоумение
о том, с
кем назавтра ожидается сражение, когда Турки, по последнему известию, разбиты на всех пунктах. И так, оба не высказав своего мнения, они разошлись.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал
о том, что он ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться,
кто был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.