Неточные совпадения
Дети бегали по всему дому, как потерянные; Англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар
ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.
—
Уйдите,
уйдите,
уйдите, — не глядя на него, вскрикнула она, как будто крик этот был вызван физическою болью.
—
Уйдите,
уйдите отсюда! — закричала она еще пронзительнее, — и не говорите мне про ваши увлечения и про ваши мерзости!
Она хотела
уйти, но пошатнулась и взялась за спинку стула, чтоб опереться. Лицо его расширилось, губы распухли, глаза налились слезами.
Место, где она была, показалось ему недоступною святыней, и была минута, что он чуть не
ушел: так страшно ему стало.
«Боже мой, неужели это я сама должна сказать ему? — подумала она. — Ну что я скажу ему? Неужели я скажу ему, что я его не люблю? Это будет неправда. Что ж я скажу ему? Скажу, что люблю другого? Нет, это невозможно. Я
уйду,
уйду».
Он поклонился и хотел
уйти.
И она стала говорить с Кити. Как ни неловко было Левину
уйти теперь, ему всё-таки легче было сделать эту неловкость, чем остаться весь вечер и видеть Кити, которая изредка взглядывала на него и избегала его взгляда. Он хотел встать, но княгиня, заметив, что он молчит, обратилась к нему.
Левин хотел и не мог вступить в общий разговор; ежеминутно говоря себе: «теперь
уйти», он не
уходил, чего-то дожидаясь.
«Всех ненавижу, и вас, и себя», отвечал его взгляд, и он взялся за шляпу. Но ему не судьба была
уйти. Только что хотели устроиться около столика, а Левин
уйти, как вошел старый князь и, поздоровавшись с дамами, обратился к Левину.
Я отслужила ему, и на этой службе
ушло всё мое, и ему теперь, разумеется, свежее пошлое существо приятнее.
Когда Степан Аркадьич
ушел, она вернулась на диван, где сидела окруженная детьми.
— Да не говори ей вы. Она этого боится. Ей никто, кроме мирового судьи, когда ее судили за то, что она хотела
уйти из дома разврата, никто не говорил вы. Боже мой, что это за бессмыслица на свете! — вдруг вскрикнул он. — Эти новыя учреждения, эти мировые судьи, земство, что это за безобразие!
— На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, — сказал он, остановив испуганные дикие глаза на лице брата. — И ведь вот, кажется, что
уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. — Он содрогнулся. — Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к Цыганам! Знаешь, я очень полюбил Цыган и русские песни.
Все эти следы его жизни как будто охватили его и говорили ему: «нет, ты не
уйдешь от нас и не будешь другим, а будешь такой же, каков был: с сомнениями, вечным недовольством собой, напрасными попытками исправления и падениями и вечным ожиданием счастья, которое не далось и невозможно тебе».
— Он всё не хочет давать мне развода! Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите же за кофеем —
ушел; вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому что состояние мне нужно мое. Вы понимаете ли эту глупость, что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, — и от этого он хочет пользоваться моим имением.
Кофе так и не сварился, а обрызгал всех и
ушел и произвел именно то самое, что было нужно, то есть подал повод к шуму и смеху и залил дорогой ковер и платье баронессы.
Сверх того, заботы большого семейства беспрестанно мучали ее: то кормление грудного ребенка не шло, то нянька
ушла, то, как теперь, заболел один из детей.
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая
уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
Во время взрыва князя она молчала; она чувствовала стыд за мать и нежность к отцу за его сейчас же вернувшуюся доброту; но когда отец
ушел, она собралась сделать главное, что было нужно, — итти к Кити и успокоить ее.
— Решительно ничего не понимаю, — сказала Анна, пожимая плечами. «Ему всё равно, подумала она. Но в обществе заметили, и это тревожит его». — Ты нездоров, Алексей Александрович, — прибавила она, встала и хотела
уйти в дверь; но он двинулся вперед, как бы желая остановить ее.
Как будто было что-то в этом такое, чего она не могла или не хотела уяснить себе, как будто, как только она начинала говорить про это, она, настоящая Анна,
уходила куда-то в себя и выступала другая, странная, чуждая ему женщина, которой он не любил и боялся и которая давала ему отпор.
Кити держала ее за руку и с страстным любопытством и мольбой спрашивала ее взглядом: «Что же, что же это самое важное, что дает такое спокойствие? Вы знаете, скажите мне!» Но Варенька не понимала даже того, о чем спрашивал ее взгляд Кити. Она помнила только о том, что ей нынче нужно еще зайти к М-me Berthe и поспеть домой к чаю maman, к 12 часам. Она вошла в комнаты, собрала ноты и, простившись со всеми, собралась
уходить.
Известие о дружбе Кити с госпожей Шталь и Варенькой и переданные княгиней наблюдения над какой-то переменой, происшедшей в Кити, смутили князя и возбудили в нем обычное чувство ревности ко всему, что увлекало его дочь помимо его, и страх, чтобы дочь не
ушла из под его влияния в какие-нибудь недоступные ему области.
— Так это ангел № 1-й! — сказал князь, когда Варенька
ушла.
— Какое поймал, Константин Митрич! Только бы своих уберечь.
Ушел вот второй раз другак…. Спасибо, ребята доскакали. У вас пашут. Отпрягли лошадь, доскакали..
— Какой же дождь? Чуть покрапал. Так я сейчас приду. Так ты хорошо провел день? Ну, и отлично. — И Левин
ушел одеваться.
Дарье Александровне не хотелось
уходить от баб, так интересен ей был разговор с ними, так совершенно одни и те же были их интересы.
Старик, сидевший с ним, уже давно
ушел домой; народ весь разобрался. Ближние уехали домой, а дальние собрались к ужину и ночлегу в лугу. Левин, не замечаемый народом, продолжал лежать на копне и смотреть, слушать и думать. Народ, оставшийся ночевать в лугу, не спал почти всю короткую летнюю ночь. Сначала слышался общий веселый говор и хохот за ужином, потом опять песни и смехи.
Еще в ту самую минуту как он
уходил, я хотела воротить его и сказать ему, но раздумала, потому что было странно, почему я не сказала ему в первую минуту.
Сафо, закурив папиросу,
ушла в сад с двумя молодыми людьми. Бетси и Стремов остались зa чаем.
Если он при этом известии решительно, страстно, без минуты колебания скажет ей: брось всё и беги со мной!» — она бросит сына и
уйдет с ним.
— Я пожалуюсь? Да ни за что в свете! Разговоры такие пойдут, что и не рад жалобе! Вот на заводе — взяли задатки,
ушли. Что ж мировой судья? Оправдал. Только и держится всё волостным судом да старшиной. Этот отпорет его по старинному. А не будь этого — бросай всё! Беги на край света!
Левин пощупал,
ушел за перегородку, потушил свечу, но долго еще не спал. Только что ему немного уяснился вопрос о том, как жить, как представился новый неразрешимый вопрос ― смерть.
― Это хуже жестокости, это подлость, если уже вы хотите знать! ― со взрывом злобы вскрикнула Анна и, встав, хотела
уйти.
И он хотел
уйти, но теперь она задержала его.
Алексей Александрович промычал что-то и хотел
уйти. Но Степан Аркадьич остановил его.
Не спавший чередовой лакей зажег ему свечи и хотел
уйти, но Левин остановил его.
Егор
ушел, и Левин остался один.
Левин хотел вступить с ним в разговор, но лакею позвонили, и он
ушел.
Она тоже не спала всю ночь и всё утро ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и голос и ждала за дверью, пока
уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon
ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как и что, подошла к нему и сделала то, что она сделала.
Нет, нет,
уйди, ты слишком хорош!
— Вот он, я знала! Теперь прощайте все, прощайте!.. Опять они пришли, отчего они не
уходят?.. Да снимите же с меня эти шубы!
Алексей Александрович с испуганным и виноватым выражением остановился и хотел незаметно
уйти назад. Но, раздумав, что это было бы недостойно, он опять повернулся и, кашлянув, пошел к спальне. Голоса замолкли, и он вошел.
— Нет, вы упрекаете! Боже мой! зачем я не умерла! — И она зарыдала. — Прости меня, я раздражена, я несправедлива, — сказала она опоминаясь. — Но
уйди…
—
Уйди, Дуняша, я позову тогда, — сказала Кити. — Что с тобой? — спросила она, решительно говоря ему «ты», как только девушка вышла. Она заметила его странное лицо, взволнованное и мрачное, и на нее нашел страх.
— Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, — сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал сказать, что еще время не
ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
Узнав, зачем он приезжал, княгиня полушуточно-полусерьезно рассердилась и
услала его домой одеваться и не мешать Кити причесываться, так как Шарль сейчас приедет.
Со смешанным чувством досады, что никуда не
уйдешь от знакомых, и желания найти хоть какое-нибудь развлечение от однообразия своей жизни Вронский еще раз оглянулся на отошедшего и остановившегося господина; и в одно и то же время у обоих просветлели глаза.
— Оставь меня в покое, ради Бога! — воскликнул со слезами в голосе Михайлов и, заткнув уши,
ушел в свою рабочую комнату за перегородкой и запер за собою дверь. «Бестолковая!» сказал он себе, сел за стол и, раскрыв папку, тотчас о особенным жаром принялся за начатый рисунок.