Неточные совпадения
Но в это самое время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего
не сказал. Кити молчала,
не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он сел опять,
ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
На лестницу всходили женские шаги. Алексей Александрович, готовый к своей речи, стоял, пожимая свои скрещенные пальцы и
ожидая,
не треснет ли еще где. Один сустав треснул.
Вронский взял письмо и записку брата. Это было то самое, что он
ожидал, — письмо от матери с упреками за то, что он
не приезжал, и записка от брата, в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
На этот раз Сережи
не было дома, и она была совершенно одна и сидела на террасе,
ожидая возвращения сына, ушедшего гулять и застигнутого дождем.
Было то время года, перевал лета, когда урожай нынешнего года уже определился, когда начинаются заботы о посеве будущего года и подошли покосы, когда рожь вся выколосилась и, серо зеленая,
не налитым, еще легким колосом волнуется по ветру, когда зеленые овсы, с раскиданными по ним кустами желтой травы, неровно выкидываются по поздним посевам, когда ранняя гречиха уже лопушится, скрывая землю, когда убитые в камень скотиной пары́ с оставленными дорогами, которые
не берет соха, вспаханы до половины; когда присохшие вывезенные кучи навоза пахнут по зарям вместе с медовыми травами, и на низах,
ожидая косы, стоят сплошным морем береженые луга с чернеющимися кучами стеблей выполонного щавельника.
— Мама! Я… я…
не… — сказал он, стараясь понять по ее выражению, что
ожидает его за персик.
Лестные речи этого умного человека, наивная, детская симпатия, которую выражала к ней Лиза Меркалова, и вся эта привычная светская обстановка, — всё это было так легко, а
ожидало ее такое трудное, что она с минуту была в нерешимости,
не остаться ли,
не отдалить ли еще тяжелую минуту объяснения.
Но вспомнив, что
ожидает ее одну дома, если она
не примет никакого решения, вспомнив этот страшный для нее и в воспоминании жест, когда она взялась обеими руками за волосы, она простилась и уехала.
Но известие это
не произвело в нем того, чего она
ожидала: он только чем-то как будто оскорбился.
Она вышла в столовую под предлогом распоряжения и нарочно громко говорила,
ожидая, что он придет сюда; но он
не вышел, хотя она слышала, что он выходил к дверям кабинета, провожая правителя канцелярии.
Он перечитал книги, данные ему Свияжским, и, выписав то, чего у него
не было, перечитал и политико-экономические и социалистические книги по этому предмету и, как он
ожидал, ничего
не нашел такого, что относилось бы до предпринятого им дела.
― Да, но я
не могу! Ты
не знаешь, как я измучалась,
ожидая тебя! ― Я думаю, что я
не ревнива. Я
не ревнива; я верю тебе, когда ты тут, со мной; но когда ты где-то один ведешь свою непонятную мне жизнь…
―
Не угодно ли? ― Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам сел на председательское место, потирая маленькие руки с короткими, обросшими белыми волосами пальцами, и склонив на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было
ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.
Но Алексей Александрович еще
не успел окончить своей речи, как Степан Аркадьич уже поступил совсем
не так, как он
ожидал. Степан Аркадьич охнул и сел в кресло. — Нет, Алексей Александрович, что ты говоришь! — вскрикнул Облонский, и страдание выразилось на его лице.
Алексей Александрович сел, чувствуя, что слова его
не имели того действия, которое он
ожидал, и что ему необходимо нужно будет объясняться и что, какие бы ни были его объяснения, отношения его к шурину останутся те же.
С чувством усталости и нечистоты, производимым ночью в вагоне, в раннем тумане Петербурга Алексей Александрович ехал по пустынному Невскому и глядел пред собою,
не думая о том, что
ожидало его.
Хлебники, лавки запертые, ночные извозчики, дворники, метущие тротуары, мелькали в его глазах, и он наблюдал всё это, стараясь заглушить в себе мысль о том, что
ожидает его и чего он
не смеет желать и всё-таки желает.
Он чувствовал, что все смотрели на него с вопросительным удивлением, что
не понимали его и
ожидали от него чего-то.
Когда прошло то размягченье, произведенное в ней близостью смерти, Алексей Александрович стал замечать, что Анна боялась его, тяготилась им и
не могла смотреть ему прямо в глаза. Она как будто что-то хотела и
не решалась сказать ему и, тоже как бы предчувствуя, что их отношения
не могут продолжаться, чего-то
ожидала от него.
— Но я повторяю: это совершившийся факт. Потом ты имела, скажем, несчастие полюбить
не своего мужа. Это несчастие; но это тоже совершившийся факт. И муж твой признал и простил это. — Он останавливался после каждой фразы,
ожидая ее возражения, но она ничего
не отвечала. — Это так. Теперь вопрос в том: можешь ли ты продолжать жить с своим мужем? Желаешь ли ты этого? Желает ли он этого?
Священник беспрестанно высылал то дьячка, то дьякона узнать,
не приехал ли жених, и сам, в лиловой рясе и шитом поясе, чаще и чаще выходил к боковым дверям,
ожидая жениха.
Левин же между тем в панталонах, но без жилета и фрака ходил взад и вперед по своему нумеру, беспрестанно высовываясь в дверь и оглядывая коридор. Но в коридоре
не видно было того, кого он
ожидал, и он, с отчаянием возвращаясь и взмахивая руками, относился к спокойно курившему Степану Аркадьичу.
Он был счастлив, но совсем
не так, как
ожидал.
Ему казалось, что при нормальном развитии богатства в государстве все эти явления наступают, только когда на земледелие положен уже значительный труд, когда оно стало в правильные, по крайней мере, в определенные условия; что богатство страны должно расти равномерно и в особенности так, чтобы другие отрасли богатства
не опережали земледелия; что сообразно с известным состоянием земледелия должны быть соответствующие ему и пути сообщения, и что при нашем неправильном пользовании землей железные дороги, вызванные
не экономическою, но политическою необходимостью, были преждевременны и, вместо содействия земледелию, которого
ожидали от них, опередив земледелие и вызвав развитие промышленности и кредита, остановили его, и что потому, так же как одностороннее и преждевременное развитие органа в животном помешало бы его общему развитию, так для общего развития богатства в России кредит, пути сообщения, усиление фабричной деятельности, несомненно необходимые в Европе, где они своевременны, у нас только сделали вред, отстранив главный очередной вопрос устройства земледелия.
Гостиница эта уже пришла в это состояние; и солдат в грязном мундире, курящий папироску у входа, долженствовавший изображать швейцара, и чугунная, сквозная, мрачная и неприятная лестница, и развязный половой в грязном фраке, и общая зала с пыльным восковым букетом цветов, украшающим стол, и грязь, пыль и неряшество везде, и вместе какая-то новая современно железнодорожная самодовольная озабоченность этой гостиницы — произвели на Левиных после их молодой жизни самое тяжелое чувство, в особенности тем, что фальшивое впечатление, производимое гостиницей, никак
не мирилось с тем, что
ожидало их.
Он еще долго сидел так над ним, всё
ожидая конца. Но конец
не приходил. Дверь отворилась, и показалась Кити. Левин встал, чтоб остановить ее. Но в то время, как он вставал, он услыхал движение мертвеца.
Вронский еще
не видал Анны, он нарочно
не смотрел в ее сторону. Но он знал по направлению взглядов, где она. Он незаметно оглядывался, но
не искал ее;
ожидая худшего, он искал глазами Алексея Александровича. На его счастие, Алексея Александровича нынешний раз
не было в театре.
— Нисколько. Мне так это весело будет, — действительно весело блестя глазами, сказал Левин. — Ну, прости ее, Долли! Она
не будет, — сказал он про маленькую преступницу, которая
не шла к Фанни, и нерешительно стояла против матери, исподлобья
ожидая и ища ее взгляда.
Содержание было то самое, как он
ожидал, но форма была неожиданная и особенно неприятная ему. «Ани очень больна, доктор говорит, что может быть воспаление. Я одна теряю голову. Княжна Варвара
не помощница, а помеха. Я ждала тебя третьего дня, вчера и теперь посылаю узнать, где ты и что ты? Я сама хотела ехать, но раздумала, зная, что это будет тебе неприятно. Дай ответ какой-нибудь, чтоб я знала, что делать».
Она с ужасом
ожидала повторения того строгого взгляда, который он бросил на нее, уезжая, особенно когда он узнает, что девочка
не была опасно больна.
Он сказал это
не думая, только чтоб утешить ее. Но когда он, взглянув на нее, увидал, что эти правдивые милые глаза вопросительно устремлены на него, он повторил то же уже от всей души. «Я решительно забываю ее», подумал он. И он вспомнил то, что так скоро
ожидало их.
Но дело в том, ― она,
ожидая этого развода здесь, в Москве, где все его и ее знают, живет три месяца; никуда
не выезжает, никого
не видает из женщин, кроме Долли, потому что, понимаешь ли, она
не хочет, чтобы к ней ездили из милости; эта дура княжна Варвара ― и та уехала, считая это неприличным.
Я
не живу, а
ожидаю развязки, которая все оттягивается и оттягивается.
Левин с огорчением вздохнул. Этот прекрасный ребенок внушал ему только чувство гадливости и жалости. Это было совсем
не то чувство, которого он
ожидал.
Что он испытывал к этому маленькому существу, было совсем
не то, что он
ожидал. Ничего веселого и радостного
не было в этом чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было сознание новой области уязвимости. И это сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы
не пострадало это беспомощное существо, был так силен, что из-за него и
не заметно было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда ребенок чихнул.
— Я
не жду того, чтобы вы помнили меня, мои чувства, как может их помнить любящий человек, но я
ожидала просто деликатности, — сказала она.
— Мы с графом Вронским также
не нашли этого удовольствия, хотя и много
ожидали от него».
Некоторые отделы этой книги и введение были печатаемы в повременных изданиях, и другие части были читаны Сергеем Ивановичем людям своего круга, так что мысли этого сочинения
не могли быть уже совершенной новостью для публики; но всё-таки Сергей Иванович
ожидал, что книга его появлением своим должна будет произвести серьезное впечатление на общество и если
не переворот в науке, то во всяком случае сильное волнение в ученом мире.