Неточные совпадения
Несмотря
на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своем сложном тюлевом платье
на розовом чехле, вступала
на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этою
высокою прической, с розой и двумя листками наверху ее.
Но, несмотря
на то, что его любовь была известна всему городу — все более или менее верно догадывались об его отношениях к Карениной, — большинство молодых людей завидовали ему именно в
том, что было самое тяжелое в его любви, — в
высоком положении Каренина и потому в выставленности этой связи для света.
Вронский незаметно вошел в середину толпы почти в
то самое время, как раздался звонок, оканчивающий скачки, и
высокий, забрызганный грязью кавалергард, пришедший первым, опустившись
на седло, стал спускать поводья своему серому, потемневшему от поту, тяжело дышащему жеребцу.
Утренняя роса еще оставалась внизу
на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до
того ракитового куста, у которого брались окуни. Как ни жалко было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг.
Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног лошади, оставляя свои семена
на мокрых спицах и ступицах.
Левин Взял косу и стал примериваться. Кончившие свои ряды, потные и веселые косцы выходили один зa другим
на дорогу и, посмеиваясь, здоровались с барином. Они все глядели
на него, но никто ничего не говорил до
тех пор, пока вышедший
на дорогу
высокий старик со сморщенным и безбородым лицом, в овчинной куртке, не обратился к нему.
— Положим, какой-то неразумный ridicule [смешное] падает
на этих людей, но я никогда не видел в этом ничего, кроме несчастия, и всегда сочувствовал ему», сказал себе Алексей Александрович, хотя это и было неправда, и он никогда не сочувствовал несчастиям этого рода, а
тем выше ценил себя, чем чаще были примеры жен, изменяющих своим мужьям.
Теперь-с, при уничтожении крепостного права, у нас отняли власть, и хозяйство наше,
то, где оно поднято
на высокий уровень, должно опуститься к самому дикому, первобытному состоянию.
― Нет! ― закричал он своим пискливым голосом, который поднялся теперь еще нотой
выше обыкновенного, и, схватив своими большими пальцами ее за руку так сильно, что красные следы остались
на ней от браслета, который он прижал, насильно посадил ее
на место. ― Подлость? Если вы хотите употребить это слово,
то подлость ― это. бросить мужа, сына для любовника и есть хлеб мужа!
Он смотрел
на ее
высокую прическу с длинным белым вуалем и белыми цветами,
на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший с боков и открывавший спереди ее длинную шею и поразительно тонкую талию, и ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря
на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее губ были всё
тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
Левин чувствовал всё более и более, что все его мысли о женитьбе, его мечты о
том, как он устроит свою жизнь, что всё это было ребячество и что это что-то такое, чего он не понимал до сих пор и теперь еще менее понимает, хотя это и совершается над ним; в груди его всё
выше и
выше поднимались содрогания, и непокорные слезы выступали ему
на глаза.
Старый, запущенный палаццо с
высокими лепными плафонами и фресками
на стенах, с мозаичными полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами
на высоких окнах, вазами
на консолях и каминах, с резными дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после
того как они переехали в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько русский помещик, егермейстер без службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
Несмотря
на то, что в этих словах было
то умиление пред своими
высокими чувствами и было
то, казавшееся Алексею Александровичу излишним, новое, восторженное, недавно распространившееся в Петербурге мистическое настроение, Алексею Александровичу приятно было это слышать теперь.
Размышления его были самые сложные и разнообразные. Он соображал о
том, как отец его получит вдруг и Владимира и Андрея, и как он вследствие этого нынче
на уроке будет гораздо добрее, и как он сам, когда будет большой, получит все ордена и
то, что выдумают
выше Андрея. Только что выдумают, а он заслужит. Они еще
выше выдумают, а он сейчас и заслужит.
— Пусти, пусти, поди! — заговорила она и вошла в
высокую дверь. Направо от двери стояла кровать, и
на кровати сидел, поднявшись, мальчик в одной расстегнутой рубашечке и, перегнувшись тельцем, потягиваясь, доканчивал зевок. В
ту минуту, как губы его сходились вместе, они сложились в блаженно-сонную улыбку, и с этою улыбкой он опять медленно и сладко повалился назад.
― А! вот и они! ― в конце уже обеда сказал Степан Аркадьич, перегибаясь через спинку стула и протягивая руку шедшему к нему Вронскому с
высоким гвардейским полковником. В лице Вронского светилось тоже общее клубное веселое добродушие. Он весело облокотился
на плечо Степану Аркадьичу, что-то шепча ему, и с
тою же веселою улыбкой протянул руку Левину.
И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что̀ ей надо делать. Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего поезда. Она смотрела
на низ вагонов,
на винты и цепи и
на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и
ту минуту, когда середина эта будет против нее.
Неточные совпадения
Но в том-то именно и заключалась доброкачественность наших предков, что как ни потрясло их описанное
выше зрелище, они не увлеклись ни модными в
то время революционными идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию и только слегка позволили себе пособолезновать и попенять
на своего более чем странного градоначальника.
Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру.
Высокий рост и смуглый цвет лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая
на губах его, — все это будто согласовалось для
того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с
теми, которых судьба дала ему в товарищи.
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один
выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали
те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна
на другую, — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться жить навеки; солнце чуть показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса,
на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
Он думал о благополучии дружеской жизни, о
том, как бы хорошо было жить с другом
на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким
высоким бельведером, [Бельведер — буквально: прекрасный вид; здесь: башня
на здании.] что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай
на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах.
Где же
тот, кто бы
на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить
на высокую жизнь русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек. Но веки проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается
на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.