Неточные совпадения
Она
называла их и припоминала не только имена, но
года, месяцы, характеры, болезни всех детей, и Долли не могла не оценить этого.
Для того чтобы всегда вести свои дела в порядке, он, смотря по обстоятельствам, чаще или реже, раз пять в
год, уединялся и приводил в ясность все свои дела. Он
называл это посчитаться, или faire la lessive. [сделать стирку.]
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще
года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками
называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и спрашивает князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
С той минуты, как при виде любимого умирающего брата Левин в первый раз взглянул на вопросы жизни и смерти сквозь те новые, как он
называл их, убеждения, которые незаметно для него, в период от двадцати до тридцати четырех
лет, заменили его детские и юношеские верования, — он ужаснулся не столько смерти, сколько жизни без малейшего знания о том, откуда, для чего, зачем и что она такое.
Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек
лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях
называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Иван Антонович как будто бы и не слыхал и углубился совершенно в бумаги, не отвечая ничего. Видно было вдруг, что это был уже человек благоразумных
лет, не то что молодой болтун и вертопляс. Иван Антонович, казалось, имел уже далеко за сорок
лет; волос на нем был черный, густой; вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, — словом, это было то лицо, которое
называют в общежитье кувшинным рылом.
Не было бы всего этого!А любопытно, неужели в эти будущие пятнадцать — двадцать
лет так уже смирится душа моя, что я с благоговением буду хныкать пред людьми,
называя себя ко всякому слову разбойником?
Он часто обращался к человеку
лет пятидесяти,
называя его то графом, то Тимофеичем, а иногда величая его дядюшкою.
Боюсь
назвать, но признаны всем светом, // Особенно в последние
года, // Что стали умны хоть куда.