Неточные совпадения
«Ах да!» Он опустил голову, и красивое лицо его приняло тоскливое выражение. «Пойти или не пойти?» говорил он себе. И внутренний голос говорил ему, что ходить не надобно, что кроме фальши тут ничего
быть не
может, что поправить, починить их
отношения невозможно, потому что невозможно сделать ее опять привлекательною и возбуждающею любовь или его сделать стариком, неспособным любить. Кроме фальши и лжи, ничего не
могло выйти теперь; а фальшь и ложь
были противны его натуре.
Казалось бы, ничего не
могло быть проще того, чтобы ему, хорошей породы, скорее богатому, чем бедному человеку, тридцати двух лет, сделать предложение княжне Щербацкой; по всем вероятностям, его тотчас признали бы хорошею партией. Но Левин
был влюблен, и поэтому ему казалось, что Кити
была такое совершенство во всех
отношениях, такое существо превыше всего земного, а он такое земное низменное существо, что не
могло быть и мысли о том, чтобы другие и она сама признали его достойным ее.
Между Нордстон и Левиным установилось то нередко встречающееся в свете
отношение, что два человека, оставаясь по внешности в дружелюбных
отношениях, презирают друг друга до такой степени, что не
могут даже серьезно обращаться друг с другом и не
могут даже
быть оскорблены один другим.
Ему и в голову не приходило, чтобы
могло быть что-нибудь дурное в его
отношениях к Кити.
Вронский любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею частью выказывал тем, что
мог пить как бочка, не спать и
быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал в
отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском Клубе.
Как будто ребенок чувствовал, что между этим человеком и его матерью
есть какое-то важное
отношение, значения которого он понять не
может.
— Я уже просил вас держать себя в свете так, чтоб и злые языки не
могли ничего сказать против вас.
Было время, когда я говорил о внутренних
отношениях; я теперь не говорю про них. Теперь я говорю о внешних
отношениях. Вы неприлично держали себя, и я желал бы, чтоб это не повторялось.
А в душе Алексея Александровича, несмотря на полное теперь, как ему казалось, презрительное равнодушие к жене, оставалось в
отношении к ней одно чувство — нежелание того, чтоб она беспрепятственно
могла соединиться с Вронским, чтобы преступление ее
было для нее выгодно.
— Но скажите, пожалуйста, я никогда не
могла понять, — сказала Анна, помолчав несколько времени и таким тоном, который ясно показывал, что она делала не праздный вопрос, но что то, что она спрашивала,
было для нее важнее, чем бы следовало. — Скажите, пожалуйста, что такое ее
отношение к князю Калужскому, так называемому Мишке? Я мало встречала их. Что это такое?
Отношения к обществу тоже
были ясны. Все
могли знать, подозревать это, но никто не должен
был сметь говорить. В противном случае он готов
был заставить говоривших молчать и уважать несуществующую честь женщины, которую он любил.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то
отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него
были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как
мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это
было ему, ему
было завидно.
— Но
отношения наши не
могут быть такими, как всегда, — робким голосом заговорила Анна, с испугом глядя на него.
Прелесть, которую он испытывал в самой работе, происшедшее вследствие того сближение с мужиками, зависть, которую он испытывал к ним, к их жизни, желание перейти в эту жизнь, которое в эту ночь
было для него уже не мечтою, но намерением, подробности исполнения которого он обдумывал, — всё это так изменило его взгляд на заведенное у него хозяйство, что он не
мог уже никак находить в нем прежнего интереса и не
мог не видеть того неприятного
отношения своего к работникам, которое
было основой всего дела.
— Как же новые условия
могут быть найдены? — сказал Свияжский,
поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. — Все возможные
отношения к рабочей силе определены и изучены, сказал он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы его определены и готовы, и надо брать их. Батрак, поденный, фермер — и из этого вы не выйдете.
Алексей Александрович сочувствовал гласному суду в принципе, но некоторым подробностям его применения у нас он не вполне сочувствовал, по известным ему высшим служебным
отношениям, и осуждал их, насколько он
мог осуждать что-либо высочайше утвержденное. Вся жизнь его протекла в административной деятельности и потому, когда он не сочувствовал чему-либо, то несочувствие его
было смягчено признанием необходимости ошибок и возможности исправления в каждом деле.
— Совсем нет: в России не
может быть вопроса рабочего. В России вопрос
отношения рабочего народа к земле; он и там
есть, но там это починка испорченного, а у нас…
— Я хочу сказать, что не
могу быть у вас, потому что те родственные
отношения, которые
были между нами, должны прекратиться.
Но она не
могла не
быть благодарна ему за его
отношение к ней и не показывать, как она ценит это.
Другое разочарование и очарование
были ссоры. Левин никогда не
мог себе представить, чтобы между им и женою
могли быть другие
отношения, кроме нежных, уважительных, любовных, и вдруг с первых же дней они поссорились, так что она сказала ему, что он не любит ее, любит себя одного, заплакала и замахала руками.
Было у Алексея Александровича много таких людей, которых он
мог позвать к себе обедать, попросить об участии в интересовавшем его деле, о протекции какому-нибудь искателю, с которыми он
мог обсуждать откровенно действия других лиц и высшего правительства; но
отношения к этим лицам
были заключены в одну твердо определенную обычаем и привычкой область, из которой невозможно
было выйти.
Воспоминание о жене, которая так много
была виновата пред ним и пред которою он
был так свят, как справедливо говорила ему графиня Лидия Ивановна, не должно
было бы смущать его; но он не
был спокоен: он не
мог понимать книги, которую он читал, не
мог отогнать мучительных воспоминаний о своих
отношениях к ней, о тех ошибках, которые он, как ему теперь казалось, сделал относительно ее.
Самые разнообразные предположения того, о чем он сбирается говорить с нею, промелькнули у нее в голове: «он станет просить меня переехать к ним гостить с детьми, и я должна
буду отказать ему; или о том, чтобы я в Москве составила круг для Анны… Или не о Васеньке ли Весловском и его
отношениях к Анне? А
может быть, о Кити, о том, что он чувствует себя виноватым?» Она предвидела всё только неприятное, но не угадала того, о чем он хотел говорить с ней.
Левин не поверил бы три месяца тому назад, что
мог бы заснуть спокойно в тех условиях, в которых он
был нынче; чтобы, живя бесцельною, бестолковою жизнию, притом жизнию сверх средств, после пьянства (иначе он не
мог назвать того, что
было в клубе), нескладных дружеских
отношений с человеком, в которого когда-то
была влюблена жена, и еще более нескладной поездки к женщине, которую нельзя
было иначе назвать, как потерянною, и после увлечения своего этою женщиной и огорчения жены, — чтобы при этих условиях он
мог заснуть покойно.
Для того чтобы предпринять что-нибудь в семейной жизни, необходимы или совершенный раздор между супругами или любовное согласие. Когда же
отношения супругов неопределенны и нет ни того, ни другого, никакое дело не
может быть предпринято.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не
мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто
был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его
отношения со всеми людьми уже
будут другие.
И точно так же, как праздны и шатки
были бы заключения астрономов, не основанные на наблюдениях видимого неба по
отношению к одному меридиану и одному горизонту, так праздны и шатки
были бы и мои заключения, не основанные на том понимании добра, которое для всех всегда
было и
будет одинаково и которое открыто мне христианством и всегда в душе моей
может быть поверено.