Неточные совпадения
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали
в свете, —
в обычайный час,
то есть
в 8 часов утра, проснулся не
в спальне жены, а
в своем
кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался
к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
Неприятнее всего была
та первая минута, когда он, вернувшись из театра, веселый и довольный, с огромною грушей для жены
в руке, не нашел жены
в гостиной;
к удивлению, не нашел ее и
в кабинете и наконец увидал ее
в спальне с несчастною, открывшею всё, запиской
в руке.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного стола, на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал пальцами и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти на стол, он склонил на бок голову, подумал с минуту и начал писать, ни одной секунды не останавливаясь. Он писал без обращения
к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы», не имеющее
того характера холодности, который оно имеет на русском языке.
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и речи, и опять кончилось беспамятством. На третий день было
то же, и доктора сказали, что есть надежда.
В этот день Алексей Александрович вышел
в кабинет, где сидел Вронский, и, заперев дверь, сел против него.
Алексей Александрович забыл о графине Лидии Ивановне, но она не забыла его.
В эту самую тяжелую минуту одинокого отчаяния она приехала
к нему и без доклада вошла
в его
кабинет. Она застала его
в том же положении,
в котором он сидел, опершись головой на обе руки.
Мысли о
том, куда она поедет теперь, —
к тетке ли, у которой она воспитывалась,
к Долли или просто одна за границу, и о
том, что он делает теперь один
в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно еще примирение, и о
том, что теперь будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит на это Алексей Александрович, и много других мыслей о
том, что будет теперь, после разрыва, приходили ей
в голову, но она не всею душой отдавалась этим мыслям.
Туман, застилавший всё
в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с новой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до
того, чтобы пробыть целый день с ним
в его доме. Она вошла
к нему
в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.
Неточные совпадения
Мне казалось, что важнее
тех дел, которые делались
в кабинете, ничего
в мире быть не могло;
в этой мысли подтверждало меня еще
то, что
к дверям
кабинета все подходили обыкновенно перешептываясь и на цыпочках; оттуда же был слышен громкий голос папа и запах сигары, который всегда, не знаю почему, меня очень привлекал.
— Нет! — говорил он на следующий день Аркадию, — уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять
к вам
в деревню; я же там все свои препараты оставил. У вас, по крайней мере, запереться можно. А
то здесь отец мне твердит: «Мой
кабинет к твоим услугам — никто тебе мешать не будет»; а сам от меня ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу, как она вздыхает за стеной, а выйдешь
к ней — и сказать ей нечего.
В кабинете он зажег лампу, надел туфли и сел
к столу, намереваясь работать, но, взглянув на синюю обложку толстого «Дела М. П. Зотовой с крестьянами села Пожога», закрыл глаза и долго сидел, точно погружаясь во
тьму, видя
в ней жирное тело с растрепанной серой головой с фарфоровыми глазами, слыша сиплый, кипящий смех.
Она убежала, отвратительно громко хлопнув дверью спальни, а Самгин быстро прошел
в кабинет, достал из книжного шкафа папку,
в которой хранилась коллекция запрещенных открыток, стихов, корректур статей, не пропущенных цензурой. Лично ему все эти бумажки давно уже казались пошленькими и
в большинстве бездарными, но они были монетой, на которую он покупал внимание людей, и были ценны
тем еще, что дешевизной своей укрепляли его пренебрежение
к людям.
Главное, я все страстно мечтал, что вы вдруг войдете, я
к вам брошусь и вы меня выведете из этого места и увезете
к себе,
в тот кабинет, и опять мы поедем
в театр, ну и прочее.