Неточные совпадения
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем
на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него
была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям,
какого бы состояния и звания они
ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
И она стала говорить с Кити.
Как ни неловко
было Левину уйти теперь, ему всё-таки легче
было сделать эту неловкость, чем остаться весь вечер и видеть Кити, которая изредка взглядывала
на него и избегала его взгляда. Он хотел встать, но княгиня, заметив, что он молчит, обратилась к нему.
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда
пил чай, и уселся в своем кресле с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему чаю и со своим обычным: «А я сяду, батюшка», села
на стул у окна, он почувствовал что,
как ни странно это
было, он не расстался с своими мечтами и что он без них жить не может.
Но не одни эти дамы, почти все, бывшие в гостиной, даже княгиня Мягкая и сама Бетси, по нескольку раз взглядывали
на удалившихся от общего кружка,
как будто это мешало им. Только один Алексей Александрович
ни разу не взглянул в ту сторону и не
был отвлечен от интереса начатого разговора.
Какая ни есть и
ни будет наша судьба, мы ее сделали, и мы
на нее не жалуемся,—говорил он, в слове мы соединяя себя с Анною.
Со времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза
был на даче. Один раз обедал, другой раз провел вечер с гостями, но
ни разу не ночевал,
как он имел обыкновение делать это в прежние годы.
Утренняя роса еще оставалась внизу
на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни.
Как ни жалко
было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног лошади, оставляя свои семена
на мокрых спицах и ступицах.
— А знаешь, я о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это
ни на что не похоже, что у вас делается в уезде,
как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты не ездишь
на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди
будут удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает
как. Деньги мы платим, они идут
на жалованье, а нет
ни школ,
ни фельдшеров,
ни повивальных бабок,
ни аптек, ничего нет.
И молодые и старые
как бы наперегонку косили. Но,
как они
ни торопились, они не портили травы, и ряды откладывались так же чисто и отчетливо. Остававшийся в углу уголок
был смахнут в пять минут. Еще последние косцы доходили ряды,
как передние захватили кафтаны
на плечи и пошли через дорогу к Машкину Верху.
Какие бы
ни были недостатки в Левине, притворства не
было в нем и признака, и потому дети высказали ему дружелюбие такое же,
какое они нашли
на лице матери.
«Только при таком решении я поступаю и сообразно с религией, — сказал он себе, — только при этом решении я не отвергаю от себя преступную жену, а даю ей возможность исправления и даже —
как ни тяжело это мне
будет — посвящаю часть своих сил
на исправление и спасение ее».
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но оказалось, что он
был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа себя, так,
как будто он
ни на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили в покое, потому что ему весело.
Получив письмо Свияжского с приглашением
на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря
на это, решил, что такие виды
на него Свияжского
есть только его
ни на чем не основанное предположение, и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему хотелось испытать себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских
была в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля,
какой только знал Левин,
был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
Сердясь
на самого себя за это гадкое чувство, Левин сбежал в переднюю.
Как только он вблизи увидал брата, это чувство личного разочарования тотчас же исчезло и заменилось жалостью.
Как ни страшен
был брат Николай своей худобой и болезненностью прежде, теперь он еще похудел, еще изнемог. Это
был скелет, покрытый кожей.
Никогда
ни с
каким посторонним,
ни на каком официальном визите он не
был так ненатурален и фальшив,
как он
был нынче.
Как бы то
ни было, когда он простился с ним
на седьмой день, пред отъездом его в Москву, и получил благодарность, он
был счастлив, что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился с ним
на станции, возвращаясь с медвежьей охоты, где всю ночь у них
было представление русского молодечества.
Эти припадки ревности, в последнее время всё чаще и чаще находившие
на нее, ужасали его и,
как он
ни старался скрывать это, охлаждали его к ней, несмотря
на то, что он знал, что причина ревности
была любовь к нему.
— Бетси говорила, что граф Вронский желал
быть у нас, чтобы проститься пред своим отъездом в Ташкент. — Она не смотрела
на мужа и, очевидно, торопилась высказать всё,
как это
ни трудно
было ей. — Я сказала, что я не могу принять его.
Он сказал это, по привычке с достоинством приподняв брови, и тотчас же подумал, что,
какие бы
ни были слова, достоинства не могло
быть в его положении. И это он увидал по сдержанной, злой и насмешливой улыбке, с которой Бетси взглянула
на него после его фразы.
И поэтому, не
будучи в состоянии верить в значительность того, что он делал,
ни смотреть
на это равнодушно,
как на пустую формальность, во всё время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего сам не понимает, и потому,
как ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее.
Как ни часто и много слышали оба о примете, что кто первый ступит
на ковер, тот
будет главой в семье,
ни Левин,
ни Кити не могли об этом вспомнить, когда они сделали эти несколько шагов.
Как ни страшно
было Левину обнять руками это страшное тело, взяться за те места под одеялом, про которые он хотел не знать, но, поддаваясь влиянию жены, Левин сделал свое решительное лицо,
какое знала его жена, и, запустив руки, взялся, но, несмотря
на свою силу,
был поражен странною тяжестью этих изможденных членов.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял
ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету.
Как ни безнадежен он
был,
как ни очевидно
было при взгляде
на него, что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком,
как бы не ошибиться, возбуждении.
Ревность его в эти несколько минут, особенно по тому румянцу, который покрыл ее щеки, когда она говорила с Весловским, уже далеко ушла. Теперь, слушая ее слова, он их понимал уже по-своему.
Как ни странно
было ему потом вспоминать об этом, теперь ему казалось ясно, что если она спрашивает его, едет ли он
на охоту, то это интересует ее только потому, чтобы знать, доставит ли он это удовольствие Васеньке Весловскому, в которого она, по его понятиям, уже
была влюблена.
Месяц, потеряв весь блеск,
как облачко, белел
на небе; звезд не видно
было уже
ни одной.
— Да вот,
как вы сказали, огонь блюсти. А то не дворянское дело. И дворянское дело наше делается не здесь,
на выборах, а там, в своем углу.
Есть тоже свой сословный инстинкт, что должно или не должно. Вот мужики тоже, посмотрю
на них другой раз:
как хороший мужик, так хватает земли нанять сколько может.
Какая ни будь плохая земля, всё пашет. Тоже без расчета. Прямо в убыток.
― Левин! ― сказал Степан Аркадьич, и Левин заметил, что у него
на глазах
были не слезы, а влажность,
как это всегда бывало у него, или когда он
выпил, или когда он расчувствовался. Нынче
было то и другое. ― Левин, не уходи, ― сказал он и крепко сжал его руку за локоть, очевидно
ни за что не желая выпустить его.
Как ни хорошо она
была настроена, упоминание о поездке
на дачу к матери кольнуло ее.
А он знает меня так же мало,
как кто бы то
ни было на свете знает меня.
Нельзя
было простить работнику, ушедшему в рабочую пору домой потому, что у него отец умер,
как ни жалко
было его, и надо
было расчесть его дешевле за прогульные дорогие месяцы; но нельзя
было и не выдавать месячины старым,
ни на что не нужным дворовым.
— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один
на тысячу, может
быть, знают, о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов,
как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют
ни малейшего понятия, о чем им надо бы выражать свою волю.
Какое же мы имеем право говорить, что это воля народа?