Неточные совпадения
Вронский любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею частью выказывал тем, что мог
пить как бочка, не спать и
быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал
в отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и
в игре, которую он
вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком
в Английском Клубе.
Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский
велел ехать к баракам. От бараков ему уже
были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что
в то время, как он входил
в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого
в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами
вели на гипподром.
Вронский
вел скачку — то самое, что он и хотел сделать и что ему советовал Корд, и теперь он
был уверен
в успехе.
Она молча села
в карету Алексея Александровича и молча выехала из толпы экипажей. Несмотря на всё, что он видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял себе думать о настоящем положении своей жены. Он только видел внешние признаки. Он видел, что она
вела себя неприлично, и считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно
было не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично
вела себя, но невольно сказал совершенно другое.
В стогах не могло
быть по пятидесяти возов, и, чтоб уличить мужиков, Левин
велел сейчас же вызвать возившие сено подводы, поднять один стог и перевезти
в сарай.
Воз
был увязан. Иван спрыгнул и
повел за повод добрую, сытую лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на дорогу, вступил
в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно,
в раз, подхватили опять с начала ту же песню полсотни разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
Алексей Александрович
велел подать чай
в кабинет и, играя массивным ножом, пошел к креслу, у которого
была приготовлена лампа и начатая французская книга о евгюбических надписях.
Был уже шестой час и потому, чтобы
поспеть во-время и вместе с тем не ехать на своих лошадях, которых все знали, Вронский сел
в извозчичью карету Яшвина и
велел ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета
была просторна. Он сел
в угол, вытянул ноги на переднее место и задумался.
Но он ясно видел теперь (работа его над книгой о сельском хозяйстве,
в котором главным элементом хозяйства должен
был быть работник, много помогла ему
в этом), — он ясно видел теперь, что то хозяйство, которое он
вел,
была только жестокая и упорная борьба между им и работниками,
в которой на одной стороне, на его стороне,
было постоянное напряженное стремление переделать всё на считаемый лучшим образец, на другой же стороне — естественный порядок вещей.
В столовой он позвонил и
велел вошедшему слуге послать опять за доктором. Ему досадно
было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном ребенке, и
в этом расположении досады на нее не хотелось итти к ней, не хотелось тоже и видеть княгиню Бетси; но жена могла удивиться, отчего он, по обыкновению, не зашел к ней, и потому он, сделав усилие над собой, пошел
в спальню. Подходя по мягкому ковру к дверям, он невольно услыхал разговор, которого не хотел слышать.
Весело
было пить из плоской чаши теплое красное вино с водой, и стало еще веселее, когда священник, откинув ризу и взяв их обе руки
в свою,
повел их при порывах баса, выводившего «Исаие ликуй», вокруг аналоя.
Вронский понял по ее взгляду, что она не знала,
в каких отношениях он хочет
быть с Голенищевым, и что она боится, так ли она
вела себя, как он бы хотел.
Воспоминание о вас для вашего сына может
повести к вопросам с его стороны, на которые нельзя отвечать, не вложив
в душу ребенка духа осуждения к тому, что должно
быть для него святыней, и потому прошу понять отказ вашего мужа
в духе христианской любви. Прошу Всевышнего о милосердии к вам.
Левину досадно
было и на Степана Аркадьича за то, что по его беспечности не он, а мать занималась наблюдением за преподаванием,
в котором она ничего не понимала, и на учителей за то, что они так дурно учат детей; но свояченице он обещался
вести учение, как она этого хотела.
Когда всё
было приведено
в порядок и экипажи выведены на дорогу, Левин
велел достать завтрак.
Степан Аркадьич срезал одного
в тот самый момент, как он собирался начать свои зигзаги, и бекас комочком упал
в трясину. Облонский неторопливо
повел за другим, еще низом летевшим к осоке, и вместе со звуком выстрела и этот бекас упал; и видно
было, как он выпрыгивал из скошенной осоки, биясь уцелевшим белым снизу крылом.
Левин не
был так счастлив: он ударил первого бекаса слишком близко и промахнулся;
повел зa ним, когда он уже стал подниматься, но
в это время вылетел еще один из-под ног и развлек его, и он сделал другой промах.
— То
есть как тебе сказать… Стой, стой
в углу! — обратилась она к Маше, которая, увидав чуть заметную улыбку на лице матери, повернулась
было. — Светское мнение
было бы то, что он
ведет себя, как
ведут себя все молодые люди. Il fait lа сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой и красивой женщиной,] a муж светский должен
быть только польщен этим.
— Я хотел… — Он замолчал
было, но вдруг, вспомнив Кити и всё, что
было, решительно глядя ему
в глаза, сказал: — я
велел вам закладывать лошадей.
Анна
была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки дома при небольшом столе, при лицах, как управляющий и архитектор, лицах совершенно другого мира, старающихся не робеть пред непривычною роскошью и не могущих принимать долгого участия
в общем разговоре, этот трудный разговор Анна
вела со своим обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как замечала Дарья Александровна.
Тревожить эти чувства ей
было больно; но она всё-таки знала, что это
была самая лучшая часть ее души и что эта часть ее души быстро зарастала
в той жизни, которую она
вела.
Сейчас же, еще за ухой, Гагину подали шампанского, и он
велел наливать
в четыре стакана. Левин не отказался от предлагаемого вина и спросил другую бутылку. Он проголодался и
ел и
пил с большим удовольствием и еще с большим удовольствием принимал участие
в веселых и простых разговорах собеседников. Гагин, понизив голос, рассказывал новый петербургский анекдот, и анекдот, хотя неприличный и глупый,
был так смешон, что Левин расхохотался так громко, что на него оглянулись соседи.
— Так вы думаете, что может
быть благополучно? Господи, помилуй и помоги! — проговорил Левин, увидав свою выезжавшую из ворот лошадь. Вскочив
в сани рядом с Кузьмой, он
велел ехать к доктору.
Степан Аркадьич вышел посмотреть. Это
был помолодевший Петр Облонский. Он
был так пьян, что не мог войти на лестницу; но он
велел себя поставить на ноги, увидав Степана Аркадьича, и, уцепившись за него, пошел с ним
в его комнату и там стал рассказывать ему про то, как он провел вечер, и тут же заснул.
Обед стоял на столе; она подошла, понюхала хлеб и сыр и, убедившись, что запах всего съестного ей противен,
велела подавать коляску и вышла. Дом уже бросал тень чрез всю улицу, и
был ясный, еще теплый на солнце вечер. И провожавшая ее с вещами Аннушка, и Петр, клавший вещи
в коляску, и кучер, очевидно недовольный, — все
были противны ей и раздражали ее своими словами и движениями.
Это
было так же нужно, как обедать, когда
есть хочется; и для этого так же нужно, как приготовить обед, нужно
было вести хозяйственную машину
в Покровском так, чтобы
были доходы.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей
было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты
будешь благоразумнее, когда ты
будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты
будешь знать, что такое хорошие правила и солидность
в поступках.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе
в дом целый полк на постой. А если что,
велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не
буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный,
поешь селедки!»
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я
в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! //
Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? //
В груди у них нет душеньки, //
В глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!
Пир кончился, расходится // Народ. Уснув, осталися // Под ивой наши странники, // И тут же спал Ионушка // Да несколько упившихся // Не
в меру мужиков. // Качаясь, Савва с Гришею //
Вели домой родителя // И
пели;
в чистом воздухе // Над Волгой, как набатные, // Согласные и сильные // Гремели голоса:
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут
быть, // Которая-то барыня // (Должно
быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою //
В то время левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам //
Велели воротить! // Поверил! Проще малого // Ребенка стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей семьею молится, //
Велит служить молебствие, // Звонить
в колокола!