Неточные совпадения
— Вы сходите, сударь, повинитесь еще. Авось Бог даст. Очень мучаются, и смотреть жалости, да и всё в доме навынтараты
пошло.
Детей, сударь, пожалеть надо. Повинитесь, сударь. Что делать! Люби кататься…
— Если вы
пойдете за мной, я позову людей,
детей! Пускай все знают, что вы подлец! Я уезжаю нынче, а вы живите здесь с своею любовницей!
Дарья Александровна между тем, успокоив
ребенка и по звуку кареты поняв, что он уехал, вернулась опять в спальню. Это было единственное убежище ее от домашних забот, которые обступали ее, как только она выходила. Уже и теперь, в то короткое время, когда она выходила в детскую, Англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов, не терпевших отлагательства и на которые она одна могла ответить: что надеть
детям на гулянье? давать ли молоко? не
послать ли за другим поваром?
— Уж прикажите за братом
послать, — сказала она, — всё он изготовит обед; а то, по вчерашнему, до шести часов
дети не евши.
Весь день этот Анна провела дома, то есть у Облонских, и не принимала никого, так как уж некоторые из ее знакомых, успев узнать о ее прибытии, приезжали в этот же день. Анна всё утро провела с Долли и с
детьми. Она только
послала записочку к брату, чтоб он непременно обедал дома. «Приезжай, Бог милостив», писала она.
— Отчего же непременно в лиловом? — улыбаясь спросила Анна. — Ну,
дети,
идите,
идите. Слышите ли? Мис Гуль зовет чай пить, — сказала она, отрывая от себя
детей и отправляя их в столовую.
Во время кадрили ничего значительного не было сказано,
шел прерывистый разговор то о Корсунских, муже и жене, которых он очень забавно описывал, как милых сорокалетних
детей, то о будущем общественном театре, и только один раз разговор затронул ее за живое, когда он спросил о Левине, тут ли он, и прибавил, что он очень понравился ему.
Анна достала подарки, которые
посылали дети Долли, и рассказала сыну, какая в Москве есть девочка Таня и как Таня эта умеет читать и учит даже других
детей.
Сверх того, заботы большого семейства беспрестанно мучали ее: то кормление грудного
ребенка не
шло, то нянька ушла, то, как теперь, заболел один из
детей.
— Это Петров, живописец, — отвечала Кити, покраснев. — А это жена его, — прибавила она, указывая на Анну Павловну, которая как будто нарочно, в то самое время, как они подходили,
пошла за
ребенком, отбежавшим по дорожке.
— Может быть, всё это хорошо; но мне-то зачем заботиться об учреждении пунктов медицинских, которыми я никогда не пользуюсь, и школ, куда я своих
детей не буду
посылать, куда и крестьяне не хотят
посылать детей, и я еще не твердо верю, что нужно их
посылать? — сказал он.
Я третьего дня вечером встретил бабу с грудным
ребенком и спросил ее, куда она
идет.
— Чудак! — сказал Степан Аркадьич жене и, взглянув на часы, сделал пред лицом движение рукой, означающее ласку жене и
детям, и молодецки
пошел по тротуару.
В столовой он позвонил и велел вошедшему слуге
послать опять за доктором. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном
ребенке, и в этом расположении досады на нее не хотелось итти к ней, не хотелось тоже и видеть княгиню Бетси; но жена могла удивиться, отчего он, по обыкновению, не зашел к ней, и потому он, сделав усилие над собой,
пошел в спальню. Подходя по мягкому ковру к дверям, он невольно услыхал разговор, которого не хотел слышать.
Левин не сел в коляску, а
пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и
детей, он увидал, что Васенька Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.
Пойдут у них
дети, им нельзя будет помогать нам; они и теперь стеснены.
Дело
идет о счастьи и о судьбе Анны и ее
детей.]
Няня понесла
ребенка к матери. Агафья Михайловна
шла за ним с распустившимся от нежности лицом.
Но Кити не слушала ее слов. Ее нетерпение
шло так же возрастая, как и нетерпение
ребенка.
«Я, воспитанный в понятии Бога, христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как
дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута жизни, как
дети, когда им холодно и голодно, я
иду к Нему, и еще менее, чем
дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».
Дойдя по узкой тропинке до нескошенной полянки, покрытой с одной стороны сплошной яркой Иван-да-Марьей, среди которой часто разрослись темнозеленые, высокие кусты чемерицы, Левин поместил своих гостей в густой свежей тени молодых осинок, на скамейке и обрубках, нарочно приготовленных для посетителей пчельника, боящихся пчел, а сам
пошел на осек, чтобы принести
детям и большим хлеба, огурцов и свежего меда.
Представь себе, что ты бы
шел по улице и увидал бы, что пьяные бьют женщину или
ребенка; я думаю, ты не стал бы спрашивать, объявлена или не объявлена война этому человеку, а ты бы бросился на него защитил бы обижаемого.
Дети с испуганным и радостным визгом бежали впереди. Дарья Александровна, с трудом борясь с своими облепившими ее ноги юбками, уже не
шла, а бежала, не спуская с глаз
детей. Мужчины, придерживая шляпы,
шли большими шагами. Они были уже у самого крыльца, как большая капля ударилась и разбилась о край железного жолоба.
Дети и за ними большие с веселым говором вбежали под защиту крыши.
Собрали мокрые пеленки; няня вынула
ребенка и понесла его. Левин
шел подле жены, виновато за свою досаду, потихоньку от няни, пожимая ее руку.