— Лет сто тому назад, вон там на горе, где густые сосны, жили греки Экеллани,
горбатый старик, колдун и контрабандист, а у него — сын Аристидо, охотник, — тогда на острове еще водились козы.
Неточные совпадения
Радомирецкий… Добродушный
старик, плохо выбритый, с птичьим
горбатым носом, вечно кричащий. Средними нотами своего голоса он, кажется, никогда не пользовался, и все же его совсем не боялись. Преподавал он в высших классах год от году упраздняемую латынь, а в низших — русскую и славянскую грамматику. Казалось, что у этого человека половина внимания утратилась, и он не замечал уже многого, происходящего на его глазах… Точно у него, как у щедринского прокурора, одно око было дреманое.
Кишкин смотрел на оборванную кучку старателей с невольным сожалением: совсем заморился народ. Рвань какая-то, особенно бабы, которые точно сделаны были из тряпиц. У мужиков лица испитые, озлобленные. Непокрытая приисковая голь глядела из каждой прорехи. Пока Зыков был занят доводкой, Кишкин подошел к рябому
старику с большим
горбатым носом.
У ворот стояла запряженная телега. Тит
Горбатый давно встал и собирался ехать на покос. У
старика трещала с похмелья голова, и он неприветливо покосился на Ганну, которая спросила его, где старая Палагея.
Основа понял неловкое положение
старика Горбатого и пригласил его сесть к столу и расспрашивал его обо всем, как хороший знакомый…
Все понимали, что в ходоки нужно выбрать обстоятельных
стариков, а не кого-нибудь. Дело хлопотливое и ответственное, и не всякий на него пойдет. Раз под вечер, когда семья
Горбатых дружно вершила первый зарод, к ним степенно подвалила артелька
стариков.