Неточные совпадения
Одевшись, Степан Аркадьич прыснул на себя духами, выправил рукава рубашки, привычным
движением рассовал по карманам папиросы, бумажник, спички, часы с двойной цепочкой и брелоками и, встряхнув платок, чувствуя себя чистым, душистым, здоровым и физически веселым, несмотря на свое несчастье, вышел, слегка подрагивая на каждой ноге,
в столовую, где уже ждал его кофе и, рядом с кофеем, письма и бумаги из присутствия.
Левин вошел на приступки, разбежался сверху сколько мог и пустился вниз, удерживая
в непривычном
движении равновесие руками. На последней ступени он зацепился, но, чуть дотронувшись до льда рукой, сделал сильное
движение, справился и смеясь покатился дальше.
Взойдя наверх одеться для вечера и взглянув
в зеркало, она с радостью заметила, что она
в одном из своих хороших дней и
в полном обладании всеми своими силами, а это ей так нужно было для предстоящего: она чувствовала
в себе внешнюю тишину и свободную грацию
движений.
Приближение поезда всё более и более обозначалось
движением приготовлений на станции, беганьем артельщиков, появлением жандармов и служащих и подъездом встречающих. Сквозь морозный пар виднелись рабочие
в полушубках,
в мягких валеных сапогах, переходившие через рельсы загибающихся путей. Слышался свист паровика на дальних рельсах и передвижение чего-то тяжелого.
Но Каренина не дождалась брата, а, увидав его, решительным легким шагом вышла из вагона. И, как только брат подошел к ней, она
движением, поразившим Вронского своею решительностью и грацией, обхватила брата левою рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский, не спуская глаз, смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что мать ждала его, он опять вошел
в вагон.
Анна непохожа была на светскую даму или на мать восьмилетнего сына, но скорее походила бы на двадцатилетнюю девушку по гибкости
движений, свежести и установившемуся на ее лице оживлению, выбивавшему то
в улыбку, то во взгляд, если бы не серьезное, иногда грустное выражение ее глаз, которое поражало и притягивало к себе Кити.
Она знала это чувство и знала его признаки и видела их на Анне — видела дрожащий, вспыхивающий блеск
в глазах и улыбку счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы, и отчетливую грацию, верность и легкость
движений.
Она зашла
в глубь маленькой гостиной и опустилась на кресло. Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана; одна обнаженная, худая, нежная девичья рука, бессильно опущенная, утонула
в складках розового тюника;
в другой она держала веер и быстрыми, короткими
движениями обмахивала свое разгоряченное лицо. Но, вопреки этому виду бабочки, только что уцепившейся за травку и готовой, вот-вот вспорхнув, развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей сердце.
Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она была прелестна
в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие
движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо
в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое
в ее прелести.
— А, Костя! — вдруг проговорил он, узнав брата, и глаза его засветились радостью. Но
в ту же секунду он оглянулся на молодого человека и сделал столь знакомое Константину судорожное
движение головой и шеей, как будто галстук жал его; и совсем другое, дикое, страдальческое и жестокое выражение остановилось на его исхудалом лице.
Ласка всё подсовывала голову под его руку. Он погладил ее, и она тут же у ног его свернулась кольцом, положив голову на высунувшуюся заднюю лапу. И
в знак того, что теперь всё хорошо и благополучно, она слегка раскрыла рот, почмокала губами и, лучше уложив около старых зуб липкие губы, затихла
в блаженном спокойствии. Левин внимательно следил за этим последним ее
движением.
Место тяги было недалеко над речкой
в мелком осиннике. Подъехав к лесу, Левин слез и провел Облонского на угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободы
движений рук.
Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и
в Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, по которому он быстро движется, далеко расходится с надлежащим, но что остановить
движение не
в его силах, что каждая минута удаляет его больше и больше от должного направления и что признаться себе
в отступлении — всё равно, что признаться
в погибели.
Чувствуя, что он вместе с другими скачущими составляет центр, на который устремлены все глаза, Вронский
в напряженном состоянии,
в котором он обыкновенно делался медлителен и спокоен
в движениях, подошел к своей лошади.
Лошадь не успела двинуться, как Вронский гибким и сильным
движением стал
в стальное, зазубренное стремя и легко, твердо положил свое сбитое тело на скрипящее кожей седло.
В первые минуты Вронский еще не владел ни собою, ни лошадью. Он до первого препятствия, реки, не мог руководить
движениями лошади.
Она перелетела ее, как птица; но
в это самое время Вронский, к ужасу своему, почувствовал, что, не поспев за
движением лошади, он, сам не понимая как, сделал скверное, непростительное
движение, опустившись на седло.
Доктор остался очень недоволен Алексеем Александровичем. Он нашел печень значительно увеличенною, питание уменьшенным и действия вод никакого. Он предписал как можно больше
движения физического и как можно меньше умственного напряжения и, главное, никаких огорчений, то есть то самое, что было для Алексея Александровича так же невозможно, как не дышать; и уехал, оставив
в Алексее Александровиче неприятное сознание того, что что-то
в нем нехорошо и что исправить этого нельзя.
Как убившийся ребенок, прыгая, приводит
в движенье свои мускулы, чтобы заглушить боль, так для Алексея Александровича было необходимо умственное
движение, чтобы заглушить те мысли о жене, которые
в ее присутствии и
в присутствии Вронского и при постоянном повторении его имени требовали к себе внимания.
Но Кити
в каждом ее
движении,
в каждом слове,
в каждом небесном, как называла Кити, взгляде ее,
в особенности во всей истории ее жизни, которую она знала чрез Вареньку, во всем узнавала то, «что было важно» и чего она до сих пор не знала.
И Левину и молодому малому сзади его эти перемены
движений были трудны. Они оба, наладив одно напряженное
движение, находились
в азарте работы и не
в силах были изменять
движение и
в то же время наблюдать, что было перед ними.
Левин шел всё так же между молодым малым и стариком. Старик, надевший свою овчинную куртку, был так же весел, шутлив и свободен
в движениях.
В лесу беспрестанно попадались березовые, разбухшие
в сочной траве грибы, которые резались косами. Но старик, встречая гриб, каждый раз сгибался, подбирал и клал зa пазуху. «Еще старухе гостинцу», приговаривал он.
Стремительность же вперед была такова, что при каждом
движении обозначались из-под платья формы колен и верхней части ноги, и невольно представлялся вопрос о том, где сзади,
в этой подстроенной колеблющейся горе, действительно кончается ее настоящее, маленькое и стройное, столь обнаженное сверху и столь спрятанное сзади и внизу тело.
— Кончилось, — ответил Вронский, улыбаясь одними глазами и покручивая кончики усов так осторожно, как будто после того порядка,
в который приведены его дела, всякое слишком смелое и быстрое
движение может его разрушить.
Ему приятно было чувствовать эту легкую боль
в сильной ноге, приятно было мышечное ощущение
движений своей груди при дыхании.
Помещик с седыми усами был, очевидно, закоренелый крепостник и деревенский старожил, страстный сельский хозяин. Признаки эти Левин видел и
в одежде — старомодном, потертом сюртуке, видимо непривычном помещику, и
в его умных, нахмуренных глазах, и
в складной русской речи, и
в усвоенном, очевидно, долгим опытом повелительном тоне, и
в решительных
движениях больших, красивых, загорелых рук с одним старым обручальным кольцом на безыменке.
Оставшись
в отведенной комнате, лежа на пружинном тюфяке, подкидывавшем неожиданно при каждом
движении его руки и ноги, Левин долго не спал. Ни один разговор со Свияжским, хотя и много умного было сказано им, не интересовал Левина; но доводы помещика требовали обсуждения. Левин невольно вспомнил все его слова и поправлял
в своем воображении то, что он отвечал ему.
Николай сказал, что он приехал теперь получить эти деньги и, главное, побывать
в своем гнезде, дотронуться до земли, чтобы набраться, как богатыри, силы для предстоящей деятельности. Несмотря на увеличившуюся сутуловость, несмотря на поразительную с его ростом худобу,
движения его, как обыкновенно, были быстры и порывисты. Левин провел его
в кабинет.
Но вдруг она остановилась. Выражение ее лица мгновенно изменилось. Ужас и волнение вдруг заменились выражением тихого, серьезного и блаженного внимания. Он не мог понять значения этой перемены. Она слышала
в себе
движение новой жизни.
Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат.
В походке,
в движениях,
в звуке голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видала
в нем. Он вошел
в комнату и, не поздоровавшись с нею, прямо направился к ее письменному столу и, взяв ключи, отворил ящик.
― Их здесь нет, ― сказала она, затворяя ящик; но по этому
движению он понял, что угадал верно и, грубо оттолкнув ее руку, быстро схватил портфель,
в котором он знал, что она клала самые нужные бумаги. Она хотела вырвать портфель, но он оттолкнул ее.
Ничего, казалось, не было необыкновенного
в том, что она сказала, но какое невыразимое для него словами значение было
в каждом звуке,
в каждом
движении ее губ, глаз, руки, когда она говорила это! Тут была и просьба о прощении, и доверие к нему, и ласка, нежная, робкая ласка, и обещание, и надежда, и любовь к нему,
в которую он не мог не верить и которая душила его счастьем.
Когда встали из-за стола, Левину хотелось итти за Кити
в гостиную; но он боялся, не будет ли ей это неприятно по слишком большой очевидности его ухаживанья за ней. Он остался
в кружке мужчин, принимая участие
в общем разговоре, и, не глядя на Кити, чувствовал ее
движения, ее взгляды и то место, на котором она была
в гостиной.
Говорить им не о чем было, как всегда почти
в это время, и она, положив на стол руку, раскрывала и закрывала ее и сама засмеялась, глядя на ее
движение.
Из благословенья образом ничего не вышло. Степан Аркадьич стал
в комически-торжественную позу рядом с женою; взял образ и, велев Левину кланяться
в землю, благословил его с доброю и насмешливою улыбкой и поцеловал его троекратно; то же сделала и Дарья Александровна и тотчас же заспешила ехать и опять запуталась
в предначертаниях
движения экипажей.
«Неужели это правда?» подумал Левин и оглянулся на невесту. Ему несколько сверху виднелся ее профиль, и по чуть заметному
движению ее губ и ресниц он знал, что она почувствовала его взгляд. Она не оглянулась, но высокий сборчатый воротничок зашевелился, поднимаясь к ее розовому маленькому уху. Он видел, что вздох остановился
в ее груди, и задрожала маленькая рука
в высокой перчатке, державшая свечу.
Когда Анна вышла
в шляпе и накидке и, быстрым
движением красивой руки играя зонтиком, остановилась подле него, Вронский с чувством облегчения оторвался от пристально устремленных на него жалующихся глаз Голенищева и с новою любовию взглянул на свою прелестную, полную жизни и радости подругу.
«Не может быть, чтоб это страшное тело был брат Николай», подумал Левин. Но он подошел ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное изменение лица, Левину стòило взглянуть
в эти живые поднявшиеся на входившего глаза, заметить легкое
движение рта под слипшимися усами, чтобы понять ту страшную истину, что это мертвое тело было живой брат.
Левин находил, что непростительно есть, спать, говорить даже теперь, и чувствовал, что каждое
движение его было неприлично. Она же разбирала щеточки, но делала всё это так, что ничего
в этом оскорбительного не было.
Он еще долго сидел так над ним, всё ожидая конца. Но конец не приходил. Дверь отворилась, и показалась Кити. Левин встал, чтоб остановить ее. Но
в то время, как он вставал, он услыхал
движение мертвеца.
— J’ai forcé la consigne, [Я нарушила запрет,] — сказала она, входя быстрыми шагами и тяжело дыша от волнения и быстрого
движения. — Я всё слышала! Алексей Александрович! Друг мой! — продолжала она, крепко обеими руками пожимая его руку и глядя ему
в глаза своими прекрасными задумчивыми глазами.
Лидия Ивановна через своих знакомых разведывала о том, что намерены делать эти отвратительные люди, как она называла Анну с Вронским, и старалась руководить
в эти дни всеми
движениями своего друга, чтоб он не мог встретить их.
Почти
в одно и то же время, как жена ушла от Алексея Александровича, с ним случилось и самое горькое для служащего человека событие — прекращение восходящего служебного
движения.
Он видел, что
в ней происходило что-то особенное:
в блестящих глазах, когда они мельком останавливались на нем, было напряженное внимание, и
в речи и
движениях была та нервная быстрота и грация, которые
в первое время их сближения так прельщали его, а теперь тревожили и пугали.
Варенька, услыхав голос Кити и выговор ее матери, быстро легкими шагами подошла к Кити. Быстрота
движений, краска, покрывавшая оживленное лицо, — всё показывало, что
в ней происходило что-то необыкновенное. Кити знала, что̀ было это необыкновенное, и внимательно следила за ней. Она теперь позвала Вареньку только затем, чтобы мысленно благословить ее на то важное событие, которое, по мысли Кити, должно было совершиться нынче после обеда
в лесу.
Что-то такое он представлял себе
в езде на степной лошади дикое, поэтическое, из которого ничего не выходило; но наивность его,
в особенности
в соединении с его красотой, милою улыбкой и грацией
движений, была очень привлекательна. Оттого ли, что натура его была симпатична Левину, или потому, что Левин старался
в искупление вчерашнего греха найти
в нем всё хорошее, Левину было приятно с ним.
В первую минуту ей показалось неприлично, что Анна ездит верхом. С представлением о верховой езде для дамы
в понятии Дарьи Александровны соединялось представление молодого легкого кокетства, которое, по ее мнению, не шло к положению Анны; но когда она рассмотрела ее вблизи, она тотчас же примирилась с ее верховою ездой. Несмотря на элегантность, всё было так просто, спокойно и достойно и
в позе, и
в одежде, и
в движениях Анны, что ничего не могло быть естественней.
Всё
в ее лице: определенность ямочек щек и подбородка, склад губ, улыбка, которая как бы летала вокруг лица, блеск глаз, грация и быстрота
движений, полнота звуков голоса, даже манера, с которою она сердито-ласково ответила Весловскому, спрашивавшему у нее позволения сесть на ее коба, чтобы выучить его галопу с правой ноги, — всё было особенно привлекательно; и, казалось, она сама знала это и радовалась этому.
Он снял, как и другие мужчины, с разрешения дам, сюртук, и крупная красивая фигура его
в белых рукавах рубашки, с румяным потным лицом и порывистые
движения так и врезывались
в память.
Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым
движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там,
в ногах постели,
в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не было и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.