Неточные совпадения
— Нет, мне
всё равно, — не в
силах удерживать улыбки говорил Левин.
Взойдя наверх одеться для вечера и взглянув в зеркало, она с радостью заметила, что она в одном из своих хороших дней и в полном обладании
всеми своими
силами, а это ей так нужно было для предстоящего: она чувствовала в себе внешнюю тишину и свободную грацию движений.
Он чувствовал, что
все его доселе распущенные, разбросанные
силы были собраны в одно и с страшною энергией были направлены к одной блаженной цели.
Досадно было, что повторялось это вечное неряшество хозяйства, против которого он столько лет боролся
всеми своими
силами.
У
всех было то же отношение к его предположениям, и потому он теперь уже не сердился, но огорчался и чувствовал себя еще более возбужденным для борьбы с этою какою-то стихийною
силой, которую он иначе не умел назвать, как «что Бог даст», и которая постоянно противопоставлялась ему.
Как ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему нужно было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил ни формы, ни времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин
все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и не будучи в
силах спросить, что хотел.
Вронский любил его и зa его необычайную физическую
силу, которую он большею частью выказывал тем, что мог пить как бочка, не спать и быть
всё таким же, и за большую нравственную
силу, которую он выказывал в отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском Клубе.
Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и в Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, по которому он быстро движется, далеко расходится с надлежащим, но что остановить движение не в его
силах, что каждая минута удаляет его больше и больше от должного направления и что признаться себе в отступлении —
всё равно, что признаться в погибели.
Только что кончилась двухверстная скачка, и
все глаза были устремлены на кавалергарда впереди и лейб-гусара сзади, из последних
сил погонявших лошадей и подходивших к столбу.
Она опять
вся забилась, как рыбка, треща крыльями седла, выпростала передние ноги, но, не в
силах поднять зада, тотчас же замоталась и опять упала на бок.
Что дает ей эту
силу пренебрегать
всем, быть независимо спокойною?
Для Константина народ был только главный участник в общем труде, и, несмотря на
всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от
силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток
силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из
всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать один и желать этого одного.
На втором приеме было то же. Тит шел мах за махом, не останавливаясь и не уставая. Левин шел за ним, стараясь не отставать, и ему становилось
всё труднее и труднее: наступала минута, когда, он чувствовал, у него не остается более
сил, но в это самое время Тит останавливался и точил.
Первый ряд, как заметил Левин, Тит шел особенно быстро, вероятно, желая попытать барина, и ряд попался длинен. Следующие ряды были уже легче, но Левин всё-таки должен был напрягать
все свои
силы, чтобы не отставать от мужиков.
Оно, как и
все дела, шло само собою, по
силе инерции.
Получив письмо мужа, она знала уже в глубине души, что
всё останется по-старому, что она не в
силах будет пренебречь своим положением, бросить сына и соединиться с любовником.
— Как же новые условия могут быть найдены? — сказал Свияжский, поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. —
Все возможные отношения к рабочей
силе определены и изучены, сказал он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы его определены и готовы, и надо брать их. Батрак, поденный, фермер — и из этого вы не выйдете.
Исполнение плана Левина представляло много трудностей; но он бился, сколько было
сил, и достиг хотя и не того, чего он желал, но того, что он мог, не обманывая себя, верить, что дело это стоит работы. Одна из главных трудностей была та, что хозяйство уже шло, что нельзя было остановить
всё и начать
всё сначала, а надо было на ходу перелаживать машину.
Смерть, неизбежный конец
всего, в первый раз с неотразимою
силой представилась ему.
― То-то и есть, ты взял чужую мысль, отрезал от нее
всё, что составляет ее
силу, и хочешь уверить, что это что-то новое, ― сказал Николай, сердито дергаясь в своем галстуке.
Левин говорил то, что он истинно думал в это последнее время. Он во
всем видел только смерть или приближение к ней. Но затеянное им дело тем более занимало его. Надо же было как-нибудь доживать жизнь, пока не пришла смерть. Темнота покрывала для него
всё; но именно вследствие этой темноты он чувствовал, что единственною руководительною нитью в этой темноте было его дело, и он из последних
сил ухватился и держался за него.
Положение было мучительно для
всех троих, и ни один из них не в
силах был бы прожить и одного дня в этом положении, если бы не ожидал, что оно изменится и что это только временное горестное затруднение, которое пройдет.
Ошибка, сделанная Алексеем Александровичем в том, что он, готовясь на свидание с женой, не обдумал той случайности, что раскаяние ее будет искренно и он простит, а она не умрет, — эта ошибка через два месяца после его возвращения из Москвы представилась ему во
всей своей
силе.
Он как бы снимал с нее те покровы, из-за которых она не
вся была видна; каждая новая черта только больше выказывала
всю фигуру во
всей ее энергической
силе, такою, какою она явилась ему вдруг от произведенного стеарином пятна.
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе не думая о том, что его прощение есть действие высшей
силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый
всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
«Мне нужно переговорить с вами о важном и грустном деле. Там мы условимся, где. Лучше
всего у меня, где я велю приготовить ваш чай. Необходимо. Он налагает крест, но Он дает и
силы», прибавила она, чтобы хоть немного приготовить его.
Она знала, что никогда он не будет в
силах понять
всей глубины ее страданья; она знала, что за его холодный тон при упоминании об этом она возненавидит его.
Он понял это и по тому, что видел, и более
всего по лицу Анны, которая, он знал, собрала свои последние
силы, чтобы выдерживать взятую на себя роль.
— Он? — нет. Но надо иметь ту простоту, ясность, доброту, как твой отец, а у меня есть ли это? Я не делаю и мучаюсь.
Всё это ты наделала. Когда тебя не было и не было еще этого, — сказал он со взглядом на ее живот, который она поняла, — я
все свои
силы клал на дело; а теперь не могу, и мне совестно; я делаю именно как заданный урок, я притворяюсь…
Все эти хлопоты, хождение из места в место, разговоры с очень добрыми, хорошими людьми, понимающими вполне неприятность положения просителя, но не могущими пособить ему,
всё это напряжение, не дающее никаких результатов, произвело в Левине чувство мучительное, подобное тому досадному бессилию, которое испытываешь во сне, когда хочешь употребить физическую
силу.
Этот поверенный делал, казалось,
всё возможное и напрягал
все свои умственные
силы, чтобы вывести Левина из затруднения.
В богатой Кашинской губернии, всегда шедшей во
всем впереди других, теперь набрались такие
силы, что дело, поведенное здесь как следует, могло послужить образцом для других губерний, для
всей России.
Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта
сила задержать где-то в глубине души
все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.
«Не торопиться и ничего не упускать», говорил себе Левин, чувствуя
всё больший и больший подъем физических
сил и внимания ко
всему тому, что предстояло сделать.
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира, в котором он жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным в прежний, обычный мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны
все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою
силой поднялись в нем, колебля
всё его тело, что долго мешали ему говорить.
Сергей Иванович был умен, образован, здоров, деятелен и не знал, куда употребить
всю свою деятельность. Разговоры в гостиных, съездах, собраниях, комитетах, везде, где можно было говорить, занимали часть его времени; но он, давнишний городской житель, не позволял себе уходить
всему в разговоры, как это делал его неопытный брат, когда бывал в Москве; оставалось еще много досуга и умственных
сил.
Он не мог признать, что он тогда знал правду, а теперь ошибается, потому что, как только он начинал думать спокойно об этом,
всё распадалось вдребезги; не мог и признать того, что он тогда ошибался, потому что дорожил тогдашним душевным настроением, а признавая его данью слабости, он бы осквернял те минуты. Он был в мучительном разладе с самим собою и напрягал
все душевные
силы, чтобы выйти из него.
«Неужели я нашел разрешение
всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не в
силах итти дальше, сошел с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись на руку, на сочную, лопушистую лесную траву.
Точно так же, как пчелы, теперь вившиеся вокруг него, угрожавшие ему и развлекавшие его, лишали его полного физического спокойствия, заставляли его сжиматься, избегая их, так точно заботы, обступив его с той минуты, как он сел в тележку, лишали его свободы душевной; но это продолжалось только до тех пор, пока он был среди них. Как, несмотря на пчел, телесная
сила была
вся цела в нем, так и цела была вновь сознанная им его духовная
сила.
Всякая рознь кончилась,
все общественные органы говорят одно и одно,
все почуяли стихийную
силу, которая захватила их и несет в одном направлении.