Неточные совпадения
Казалось бы, ничего не могло быть проще того, чтобы ему, хорошей породы, скорее богатому, чем бедному человеку, тридцати двух лет, сделать предложение княжне Щербацкой; по всем вероятностям, его тотчас признали бы хорошею партией. Но Левин был влюблен, и поэтому ему казалось, что Кити была такое совершенство во всех отношениях, такое
существо превыше всего земного, а он такое земное низменное
существо, что не могло быть и мысли о том, чтобы другие и она сама признали его достойным ее.
Ужасно то, что мы — старые, уже с прошедшим… не любви, а грехов… вдруг сближаемся с
существом чистым, невинным; это отвратительно, и поэтому нельзя не чувствовать себя недостойным.
— Да, но без шуток, — продолжал Облонский. — Ты пойми, что женщина, милое, кроткое, любящее
существо, бедная, одинокая и всем пожертвовала. Теперь, когда уже дело сделано, — ты пойми, — неужели бросить ее? Положим: расстаться, чтобы не разрушить семейную жизнь; но неужели не пожалеть ее, не устроить, не смягчить?
Как будто избыток чего-то так переполнял ее
существо, что мимо ее воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке.
Я отслужила ему, и на этой службе ушло всё мое, и ему теперь, разумеется, свежее пошлое
существо приятнее.
Переноситься мыслью и чувством в другое
существо было душевное действие, чуждое Алексею Александровичу.
М-llе Варенька эта была не то что не первой молодости, но как бы
существо без молодости: ей можно было дать и девятнадцать и тридцать лет.
Чем больше Кити наблюдала своего неизвестного друга, тем более убеждалась, что эта девушка есть то самое совершенное
существо, каким она ее себе представляла, и тем более она желала познакомиться с ней.
Ведь правда, что вы то прелестное
существо, каким я воображаю вас?
И одни говорили, что мадам Шталь сделала себе общественное положение добродетельной, высокорелигиозной женщины; другие говорили, что она была в душе то самое высоко-нравственное
существо, жившее только для добра ближнего, каким она представлялась.
Только одно было на свете
существо, способное сосредоточивать для него весь свет и смысл жизни.
— Вы ехали в Ергушово, — говорил Левин, чувствуя, что он захлебывается от счастия, которое заливает его душу. «И как я смел соединять мысль о чем-нибудь не-невинном с этим трогательным
существом! И да, кажется, правда то, что говорила Дарья Александровна», думал он.
Наступило молчание. Она всё чертила мелом по столу. Глаза ее блестели тихим блеском. Подчиняясь ее настроению, он чувствовал во всем
существе своем всё усиливающееся напряжение счастия.
Эти сайки, голуби и два мальчика были неземные
существа.
Обманутый муж, представлявшийся до сих пор жалким
существом, случайною и несколько комическою помехой его счастью, вдруг ею же самой был вызван, вознесен на внушающую подобострастие высоту, и этот муж явился на этой высоте не злым, не фальшивым, не смешным, но добрым, простым и величественным.
— Вы бы лучше думали о своей работе, а именины никакого значения не имеют для разумного
существа. Такой же день, как и другие, в которые надо работать.
— Есть ли злее
существо, как эта Картасова?
Это были те самые доводы, которые Дарья Александровна приводила самой себе; но теперь она слушала и не понимала их. «Как быть виноватою пред
существами не существующими?» думала она. И вдруг ей пришла мысль: могло ли быть в каком-нибудь случае лучше для ее любимца Гриши, если б он никогда не существовал? И это ей показалось так дико, так странно, что она помотала головой, чтобы рассеять эту путаницу кружащихся сумасшедших мыслей.
Ты пойми, что я люблю, кажется, равно, но обоих больше себя, два
существа — Сережу и Алексея.
— Только эти два
существа я люблю, и одно исключает другое. Я не могу их соединить, а это мне одно нужно. А если этого нет, то всё равно. Всё, всё равно. И как-нибудь кончится, и потому я не могу, не люблю говорить про это. Так ты не упрекай меня, не суди меня ни в чем. Ты не можешь со своею чистотой понять всего того, чем я страдаю.
Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого
существа, которого никогда прежде не было и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
И среди молчания, как несомненный ответ на вопрос матери, послышался голос совсем другой, чем все сдержанно говорившие голоса в комнате. Это был смелый, дерзкий, ничего не хотевший соображать крик непонятно откуда явившегося нового человеческого
существа.
Прежде, если бы Левину сказали, что Кити умерла, и что он умер с нею вместе, и что у них дети ангелы, и что Бог тут пред ними, — он ничему бы не удивился; но теперь, вернувшись в мир действительности, он делал большие усилия мысли, чтобы понять, что она жива, здорова и что так отчаянно визжавшее
существо есть сын его.
Левин, глядя на это крошечное жалкое
существо, делал тщетные усилия, чтобы найти в своей душе какие-нибудь признаки к нему отеческого чувства.
Но когда его обнажили и мелькнули тоненькие-тоненькие ручки, ножки, шафранные, тоже с пальчиками, и даже с большим пальцем, отличающимся от других, и когда он увидал, как, точно мягкие пружинки, Лизавета Петровна прижимала эти таращившиеся ручки, заключая их в полотняные одежды, на него нашла такая жалость к этому
существу и такой страх, что она повредит ему, что он удержал ее за руку.
И Лизавета Петровна подняла к Левину на одной руке (другая только пальцами подпирала качающийся затылок) это странное, качающееся и прячущее свою голову за края пеленки красное
существо. Но были тоже нос, косившие глаза и чмокающие губы.
Что он испытывал к этому маленькому
существу, было совсем не то, что он ожидал. Ничего веселого и радостного не было в этом чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было сознание новой области уязвимости. И это сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы не пострадало это беспомощное
существо, был так силен, что из-за него и не заметно было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда ребенок чихнул.
Для Агафьи Михайловны, для няни, для деда, для отца даже Митя был живое
существо, требующее за собой только материального ухода; но для матери он уже давно был нравственное
существо, с которым уже была целая история духовных отношений.
Слова эти и связанные с ними понятия были очень хороши для умственных целей; но для жизни они ничего не давали, и Левин вдруг почувствовал себя в положении человека, который променял бы теплую шубу на кисейную одежду и который в первый раз на морозе несомненно, не рассуждениями, а всем
существом своим убедился бы, что он всё равно что голый и что он неминуемо должен мучительно погибнуть.
Мы все, как разумные
существа, не можем иначе жить, как для брюха.
«Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если б не имел этих верований, не знал, что надо жить для Бога, а не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни, не существовало бы для меня». И, делая самые большие усилия воображения, он всё-таки не мог представить себе того зверского
существа, которое бы был он сам, если бы не знал того, для чего он жил.