Неточные совпадения
Всю длинную
дорогу до брата Левин живо припоминал себе все известные ему события из
жизни брата Николая.
Когда он увидал всё это, на него нашло на минуту сомнение в возможности устроить ту новую
жизнь, о которой он мечтал
дорогой.
«Ну, всё кончено, и слава Богу!» была первая мысль, пришедшая Анне Аркадьевне, когда она простилась в последний раз с братом, который до третьего звонка загораживал собою
дорогу в вагоне. Она села на свой диванчик, рядом с Аннушкой, и огляделась в полусвете спального вагона. «Слава Богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя
жизнь, хорошая и привычная, по старому».
Чувство беспричинного стыда, которое она испытывала
дорогой, и волнение совершенно исчезли. В привычных условиях
жизни она чувствовала себя опять твердою и безупречною.
Ей так легко и спокойно было, так ясно она видела, что всё, что ей на железной
дороге представлялось столь значительным, был только один из обычных ничтожных случаев светской
жизни и что ей ни пред кем, ни пред собой стыдиться нечего.
Они чувствуют, что это что-то другое, что это не игрушка, эта женщина
дороже для меня
жизни.
Там только, в этой быстро удалявшейся и переехавшей на другую сторону
дороги карете, там только была возможность разрешения столь мучительно тяготившей его в последнее время загадки его
жизни.
Только уж потом он вспомнил тишину ее дыханья и понял всё, что происходило в ее
дорогой, милой душе в то время, как она, не шевелясь, в ожидании величайшего события в
жизни женщины, лежала подле него.
Так он жил, не зная и не видя возможности знать, что он такое и для чего живет на свете, и мучаясь этим незнанием до такой степени, что боялся самоубийства, и вместе с тем твердо прокладывая свою особенную, определенную
дорогу в
жизни.
Поцеловала Елена Дмитриевна молодого боярина! Обманула жена лукавая мужа старого! Забыла клятву, что дала перед господом! Как покажется она теперь Дружине Андреичу? Догадается он обо всем по глазам ее. И не таков он муж, чтоб простил ее! Не
дорога жизнь боярину, дорога ему честь его! Убьет он, старый, убьет и жену, и Никиту Романыча!
И перед ним начал развиваться длинный свиток воспоминаний, и он в изумлении подумал: ужели их так много? отчего только теперь они все вдруг, как на праздник, являются ко мне?.. и он начал перебирать их одно по одному, как девушка иногда гадая перебирает листки цветка, и в каждом он находил или упрек или сожаление, и он мог по особенному преимуществу, дающемуся почти всем в минуты сильного беспокойства и страдания, исчислить все чувства, разбросанные, растерянные им на
дороге жизни: но увы! эти чувства не принесли плода; одни, как семена притчи, были поклеваны хищными птицами, другие потоптаны странниками, иные упали на камень и сгнили от дождей бесполезно.
Цыплунов. Зачем еще убивать меня? Я уж убит, убит вами… ваш удар прямо в сердце! Вы убили любовь мою; она была для меня
дороже жизни, и ее нет… (Хватается за грудь.) Ее здесь нет… нет и жизни! (Падает без чувств в кресло.)
Неточные совпадения
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о
жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В
дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
Жизнь трудовая — // Другу прямая // К сердцу
дорога, // Прочь от порога, // Трус и лентяй! // То ли не рай?
Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я видел его только раз в моей
жизни на большой
дороге; следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.
В
дорогу! в
дорогу! прочь набежавшая на чело морщина и строгий сумрак лица! Разом и вдруг окунемся в
жизнь со всей ее беззвучной трескотней и бубенчиками и посмотрим, что делает Чичиков.
Но при всем том трудна была его
дорога; он попал под начальство уже престарелому повытчику, [Повытчик — начальник отдела («выть» — отдел).] который был образ какой-то каменной бесчувственности и непотрясаемости: вечно тот же, неприступный, никогда в
жизни не явивший на лице своем усмешки, не приветствовавший ни разу никого даже запросом о здоровье.