Неточные совпадения
«Попробовать хотите», понял Матвей, но он сказал только: — Слушаю-с.
Она опустила глаза и
слушала, ожидая, чтò он скажет, как будто умоляя его о том, чтобы он как-нибудь разуверил ее.
Слушая разговор брата с профессором, он замечал, что они связывали научные вопросы с задушевными, несколько раз почти подходили к этим вопросам, но каждый раз, как только они подходили близко к самому главному, как ему казалось, они тотчас же поспешно отдалялись и опять углублялись в область тонких подразделений, оговорок, цитат, намеков, ссылок на авторитеты, и он с трудом понимал, о чем речь.
Левин не
слушал больше и ждал, когда уедет профессор.
Левин хотел сказать брату о своем намерении жениться и спросить его совета, он даже твердо решился на это; но когда он увидел брата,
послушал его разговора с профессором, когда услыхал потом этот невольно покровительственный тон, с которым брат расспрашивал его о хозяйственных делах (материнское имение их было неделеное, и Левин заведывал обеими частями), Левин почувствовал, что не может почему-то начать говорить с братом о своем решении жениться.
— Слушаю-с. Столового какого прикажете?
— Слушаю-с. Сыру вашего прикажете?
Левин вздохнул и ничего не ответил. Он думал о своем и не
слушал Облонского.
Заметив, что графиня Нордстон хотела что-то сказать, он остановился, не досказав начатого, и стал внимательно
слушать ее.
Вронский внимательно
слушал Левина, как он всегда
слушал, очевидно интересуясь его словами.
Это было лицо Левина с насупленными бровями и мрачно-уныло смотрящими из-под них добрыми глазами, как он стоял,
слушая отца и взглядывая на нее и на Вронского.
— Знаю я, что если тебя
слушать, перебила княгиня, — то мы никогда не отдадим дочь замуж. Если так, то надо в деревню уехать.
Когда Анна вошла в комнату, Долли сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим на отца, и
слушала его урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки. Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу. Мать оторвала пуговицу и положила ее в карман.
Долли задумчиво смотрела мимо золовки,
слушая ее слова.
Кити смотрела, любуясь, на вальсировавшую Анну и
слушала его.
Константин почти не
слушал.
Он вглядывался в его болезненное чахоточное лицо, и всё больше и больше ему жалко было его, и он не мог заставить себя
слушать то, что брат рассказывал ему про артель.
Константин Левин
слушал его, и то отрицание смысла во всех общественных учреждениях, которое он разделял с ним и часто высказывал, было ему неприятно теперь из уст брата.
Он читал книгу, думал о том, что читал, останавливаясь, чтобы
слушать Агафью Михайловну, которая без устали болтала; и вместе с тем разные картины хозяйства и будущей семейной жизни без связи представлялись его воображению.
Он
слушал разговор Агафьи Михайловны о том, как Прохор Бога забыл, и на те деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить, пьет без просыпу и жену избил до смерти; он
слушал и читал книгу и вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением.
Но графиня Лидия Ивановна, всем до нее не касавшимся интересовавшаяся, имела привычку никогда не
слушать того, что ее интересовало; она перебила Анну...
Вронский
слушал с удовольствием этот веселый лепет хорошенькой женщины, поддакивал ей, давал полушутливые советы и вообще тотчас же принял свой привычный тон обращения с этого рода женщинами.
Слушая столь знакомые рассказы Петрицкого в столь знакомой обстановке своей трехлетней квартиры, Вронский испытывал приятное чувство возвращения к привычной и беззаботной петербургской жизни.
— Ах, с Бузулуковым была история — прелесть! — закричал Петрицкий. — Ведь его страсть — балы, и он ни одного придворного бала не пропускает. Отправился он на большой бал в новой каске. Ты видел новые каски? Очень хороши, легче. Только стоит он… Нет, ты
слушай.
— Да я
слушаю, — растираясь мохнатым полотенцем, отвечал Вронский.
Князь хмурился, покашливая,
слушая доктора.
«То-то пустобрех», думал он, применяя в мыслях это название из охотничьего словаря к знаменитому доктору и
слушая его болтовню о признаках болезни дочери.
Когда доктора остались одни, домашний врач робко стал излагать свое мнение, состоящее в том, что есть начало туберкулезного процесса, но… и т. д. Знаменитый доктор
слушал его и в середине его речи посмотрел на свои крупные золотые часы.
— Вот как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он к жене садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
Князь
слушал довольно долго упреки княгини и молчал, но лицо его всё более и более хмурилось.
— Ах, не
слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
—
Слушайте же: едут два веселые молодые человека…
— А вот
слушайте. Нынче я ездил мирить их.
Обдумав всё, полковой командир решил оставить дело без последствий, но потом ради удовольствия стал расспрашивать Вронского о подробностях его свиданья и долго не мог удержаться от смеха,
слушая рассказ Вронского о том, как затихавший титулярный советник вдруг опять разгорался, вспоминая подробности дела, и как Вронский, лавируя при последнем полуслове примирения, ретировался, толкая вперед себя Петрицкого.
— Были, ma chère. Они нас звали с мужем обедать, и мне сказывали, что соус на этом обеде стоил тысячу рублей, — громко говорила княгиня Мягкая, чувствуя, что все ее
слушают, — и очень гадкий соус, что-то зеленое. Надо было их позвать, и я сделала соус на восемьдесят пять копеек, и все были очень довольны. Я не могу делать тысячерублевых соусов.
Так как во время речи княгини Мягкой все ее
слушали и разговор около жены посланника прекратился, хозяйка хотела связать всё общество воедино и обратилась к жене посланника.
— Вот именно, — подхватила Бетси, — надо ошибиться и поправиться. Как вы об этом думаете? — обратилась она к Анне, которая с чуть заметною твердою улыбкой на губах молча
слушала этот разговор.
Старый, толстый Татарин, кучер Карениной, в глянцовом кожане, с трудом удерживал прозябшего левого серого, взвивавшегося у подъезда. Лакей стоял, отворив дверцу. Швейцар стоял, держа наружную дверь. Анна Аркадьевна отцепляла маленькою быстрою рукой кружева рукава от крючка шубки и, нагнувши голову,
слушала с восхищением, что говорил, провожая ее, Вронский.
Анна говорила, что приходило ей на язык, и сама удивлялась,
слушая себя, своей способности лжи. Как просты, естественны были ее слова и как похоже было, что ей просто хочется спать! Она чувствовала себя одетою в непроницаемую броню лжи. Она чувствовала, что какая-то невидимая сила помогала ей и поддерживала ее.
— Ну-с, я
слушаю, что будет, — проговорила она спокойно и насмешливо. — И даже с интересом
слушаю, потому, что желала бы понять, в чем дело.
Приказчик
слушал внимательно и, видимо, делал усилия, чтоб одобрять предположения хозяина; но он всё-таки имел столь знакомый Левину и всегда раздражающий его безнадежный и унылый вид.
— Слушаю-с, — ответил Василий и взялся за голову лошади. — А уж сев, Константин Дмитрич, — сказал он заискивая, — первый сорт. Только ходить страсть! По пудовику на лапте волочишь.
Левин
слушал молча, и, несмотря на все усилия, которые он делал над собой, он никак не мог перенестись в душу своего приятеля и понять его чувства и прелести изучения таких женщин.
Он стоял,
слушал и глядел вниз, то на мокрую мшистую землю, то на прислушивающуюся Ласку, то на расстилавшееся пред ним под горою море оголенных макуш леса, то на подернутое белыми полосками туч тускневшее небо.
— А, это не знаешь? Это заяц-самец. Да будет говорить!
Слушай, летит! — почти вскрикнул Левин, взводя курки.
— Водки лучше всего, — пробасил Яшвин. — Терещенко! водки барину и огурцов, — крикнул он, видимо любя
слушать свой голос.
Был промежуток между скачками, и потому ничто не мешало разговору. Генерал-адъютант осуждал скачки. Алексей Александрович возражал, защищая их. Анна
слушала его тонкий, ровный голос, не пропуская ни одного слова, и каждое слово его казалось ей фальшиво и болью резало ее ухо.