Неточные совпадения
Весело было теперь
князю и легко на сердце возвращаться на родину. День был светлый, солнечный, один из тех дней, когда вся природа дышит чем-то праздничным, цветы кажутся ярче, небо голубее, вдали прозрачными струями зыблется воздух, и человеку
делается так легко, как будто бы душа его сама перешла в природу, и трепещет на каждом листе, и качается на каждой былинке.
Песнь эта, раздающаяся ночью, среди леса, после всех дневных происшествий, странно подействовала на
князя: ему
сделалось грустно.
Князю сделалось неловко в присутствии Морозова.
— Я дело другое,
князь. Я знаю, что делаю. Я царю не перечу; он меня сам не захочет вписать; так уж я поставил себя. А ты, когда поступил бы на место Вяземского да
сделался бы оружничим царским, то был бы в приближении у Ивана Васильевича, ты бы этим всей земле послужил. Мы бы с тобой стали идти заодно и опричнину, пожалуй, подсекли бы!
Теперь он уже помышлял о промене своих литовско-польских имений на германские, чтобы, покинув отечество,
сделаться князем Римской империи не по одному титулу, которым Радзивилы пользовались уже более двух веков [Германский император Карл V еще в 1547 году возвел Радзивилов в княжеское Римской империи достоинство с титлом герцога Олыкского (herzog von Olyka) для старшего в роде, которым в описываемую эпоху пользовался князь Карл.
Неточные совпадения
― Ты вот и не знаешь этого названия. Это наш клубный термин. Знаешь, как яйца катают, так когда много катают, то
сделается шлюпик. Так и наш брат: ездишь-ездишь в клуб и
сделаешься шлюпиком. Да, вот ты смеешься, а наш брат уже смотрит, когда сам в шлюпики попадет. Ты знаешь
князя Чеченского? — спросил
князь, и Левин видел по лицу, что он собирается рассказать что-то смешное.
— Да, мы не имеем ни малейшего понятия о том, что
делается с этими несчастными, а надо это знать, — прибавил Нехлюдов, глядя на старого
князя, который, завязавшись салфеткой, сидел у стола за крюшоном и в это самое время оглянулся на Нехлюдова.
Надо было его удержать, но он не только слез, но
сделался Масловой и стал упрекать его: «Я каторжная, а вы
князь».
Сделалась пауза. Комиссия собиралась в библиотеке
князя Сергея Михайловича, я обернулся к шкафам и стал смотреть книги. Между прочим, тут стояло многотомное издание записок герцога Сен-Симона.
В квартире номер сорок пять во дворе жил хранитель дома с незапамятных времен. Это был квартальный Карасев, из бывших городовых, любимец генерал-губернатора
князя В. А. Долгорукова, при котором он состоял неотлучным не то вестовым, не то исполнителем разных личных поручений. Полиция боялась Карасева больше, чем самого
князя, и потому в дом Олсуфьева, что бы там ни
делалось, не совала своего носа.