Неточные совпадения
Но мягко и определительно изогнутый рот выражал честную, ничем не поколебимую твердость, а улыбка — беспритязательное, почти детское добродушие, так что иной,
пожалуй, почел бы его ограниченным, если бы благородство, дышащее в каждой черте его, не ручалось, что он всегда постигнет сердцем, чего, может быть, и не сумеет объяснить себе умом.
Боятся меня и земские и опричники,
жалует царь за молодечество, проклинает народ православный.
Добро
пожаловать! — сказал Морозов, вводя Серебряного в большую брусяную избу с изразцовою лежанкою, с длинными дубовыми лавками, с драгоценным оружием на стенах и со множеством золотой и серебряной посуды, красиво установленной на широких полках.
Побольше бы таких святых людей, так,
пожалуй, и опричнины-то не было бы!
— И вы дали себя перевязать и пересечь, как бабы! Что за оторопь на вас напала? Руки у вас отсохли аль душа ушла в пяты? Право, смеху достойно! И что это за боярин средь бело дня напал на опричников? Быть того не может.
Пожалуй, и хотели б они извести опричнину, да жжется! И меня,
пожалуй, съели б, да зуб неймет! Слушай, коли хочешь, чтоб я взял тебе веру, назови того боярина, не то повинися во лжи своей. А не назовешь и не повинишься, несдобровать тебе, детинушка!
— Государь, — сказал он, — не слушай боярина. То он на меня сором лает, затем что я малый человек, и в том промеж нас правды не будет; а прикажи снять допрос с товарищей или,
пожалуй, прикажи пытать нас обоих накрепко, и в том будет промеж нас правда.
— Подойди и ты, Максим, я тебя к руке
пожалую. Хлеб-соль ешь, а правду режь! Так и напредки чини. Выдать ему три сорока соболей на шубу!
— Вот как! — сказал Иоанн насмешливо. — Так ты, Максимушка, меня осилить хочешь? Вишь, какой богатырь! Ну где мне, убогому, на тебя! Что ж, не хочешь быть опричником, я,
пожалуй, велю тебя в зорники вписать!
— Что ж, — сказал он, — удоволен ты княжескими шелепугами? Я чай, будет с тебя?
Пожалуй, так уж и быть, и тебя прощу. Убирайся, Терешка, видно, уж день такой выпал!
— Вы! — сказал он строго, — не думайте, глядя на суд мой, что я вам начал мирволить! — И в то же время в беспокойной душе его зародилась мысль, что,
пожалуй, и Серебряный припишет его милосердие послаблению. В эту минуту он пожалел, что простил его, и захотел поправить свою ошибку.
— Ах ты самодур! Да откуда у тебя своя воля взялась? Что сталось с тобой сегодня? Отчего ты теперь уезжать вздумал, когда царь тебя
пожаловать изволил, с начальными людьми сравнял? Отчего именно теперь?
— Максимушка! — сказал он, принимая заискивающий вид, насколько позволяло зверское лицо его, — не в пору ты уезжать затеял! Твое слово понравилось сегодня царю. Хоть и напугал ты меня порядком, да заступились, видно, святые угодники за нас, умягчили сердце батюшки-государя. Вместо чтоб казнить, он похвалил тебя, и жалованья тебе прибавил, и собольею шубой
пожаловал! Посмотри, коли ты теперь в гору не пойдешь! А покамест чем тебе здесь не житье?
— Максимушка, — сказал он, — на кого же я денежки-то копил? На кого тружусь и работаю? Не уезжай от меня, останься со мною. Ты еще молод, не поспел еще в ратный строй. Не уезжай от меня! Вспомни, что я тебе отец! Как посмотрю на тебя, так и прояснится на душе, словно царь меня похвалил или к руке
пожаловал, а обидь тебя кто, — так, кажется, и съел бы живого!
Смотри
пожалуй, какой стал прыткий! ехать хочу, не житье мне здесь!
Дай ему воли —
пожалуй, и меня на свой лад переиначит!
— Лукьяныч! — сказал царь, обрадованный приходом любимца, — добро
пожаловать; откуда?
— Вишь, дурачье! — сказал царевич, обращаясь с усмешкой к Басманову. — Они б хотели и жен и товар про себя одних держать! Да чего вы расхныкались? Ступайте себе домой; я,
пожалуй, попрошу батюшку за вас, дураков!
— Царь милостив ко всем, — сказал он с притворным смирением, — и меня
жалует не по заслугам. Не мне судить о делах государских, не мне царю указывать. А опричнину понять нетрудно: вся земля государева, все мы под его высокою рукою; что возьмет государь на свой обиход, то и его, а что нам оставит, то наше; кому велит быть около себя, те к нему близко, а кому не велит, те далеко. Вот и вся опричнина.
— Давай его сюда, небось не уйдет! А вы, ребятушки, разложите-ка огоньку для допросу да приготовьте веревку, аль,
пожалуй, хоть чумбур отрежь.
— Ну, ребята, — продолжал Перстень, — собирайтесь оберегать его царскую милость. Вот ты, боярин, — сказал он, обращаясь к Серебряному, — ты бы сел на этого коня, а я себе,
пожалуй, вот этого возьму. Тебе, дядя Коршун, я чай, пешему будет сподручнее, а тебе, Митька, и подавно!
Что возговорит грозный царь:
«Ты, Никита, Никита Романович!
Еще чем мне тебя
пожаловать?
Или тебе полцарства дать?
Или золотой казны сколько надобно...
— Ишь как руда точится! — продолжал он, — ну как ее унять? Кабы сабля была не наговорная, можно б унять, а то теперь… оно,
пожалуй, и теперь можно, только я боюсь. Как стану нашептывать, язык у меня отымется!
— Боярыня! Ушли! — сказал он. —
Пожалуй в камору. Ах ты, сотик мой забрушенный, как притаилась-то!
Пожалуй в камору, лебедушка моя, там тебе будет получше!
— А, это ты, товарищ! — сказал он, — добро
пожаловать! Ну, что его княжеская милость, как здравствует с того дня, как мы вместе Малютиных опричников щелкали? Досталось им от нас на Поганой Луже! Жаль только, что Малюта Лукьяныч ускользнул да что этот увалень, Митька, Хомяка упустил. Несдобровать бы им у меня в руках! Что, я чай, батюшка-царь куда как обрадовался, как царевича-то увидал! Я чай, не нашел, чем
пожаловать князь Никиту Романыча!
— Да! — отвечал со вздохом Михеич, —
жалует царь, да не
жалует псарь!
—
Пожалуй, я пойду с тобой; веди куда знаешь!
— Слушай, дядя, — сказал он, — кто тебя знает, что с тобою сегодня сталось! Только я тебя неволить не буду. Говорят, сердце вещун.
Пожалуй, твое сердце и недаром чует беду. Оставайся, я один пойду в Слободу.
— Об Алексее божьем человеке, батюшка, о Егории Храбром, об Иосифе Прекрасном или,
пожалуй, о Голубиной книге…
— Да ведь ты,
пожалуй, и не знаешь, Максим Григорьич!
— Нет, брат, дудки. От себя не пустим; еще,
пожалуй, продашь, как Коршуна продал!
Бог знает, что бы сделал Серебряный.
Пожалуй, вышиб бы он чарку из рук разбойника и разорвала б его на клочья пьяная толпа; но, к счастию, новые крики отвлекли его внимание.
—
Пожалуй, я взвизгну. Пора, что ли?
Вот Годунов,
пожалуй, и лучше других, а все не то, что ты.
Пожалуй, еще и полюбит тебя.
— Да тебя-то, кажется,
жалует царь.
— А чем мне Серебряного
пожаловать? — спросил он неожиданно.
— Так и быть, — сказал он с притворною горестью, — хоть и тошно мне будет без тебя, сироте одинокому, и дела-то государские,
пожалуй, замутятся, да уж нечего делать, промаюсь как-нибудь моим слабым разумом. Ступай себе, Федя, на все четыре стороны! Я тебя насильно держать не стану.
— Что ж делать, батюшка! Против святой воды наговорное железо не властно. Только,
пожалуй, и этому пособить можно. Дам я тебе голубца болотного, ты его в мешочке на шею повесь, так у ворога своего глаза отведешь.
— Выходите, охотники, добрые бойцы! — кричали бирючи, — выходите! Кто побьет Морозова, тому князь все свои вотчины отдаст, а буде побьет простой человек, тому князь
пожалует всю казну, какая есть у него!
— А для ча! — отвечал Митька, —
пожалуй, годится.
— Только голову рубить? — произнес он злобно. — Или ты думаешь, тебе только голову срубят? Так было бы,
пожалуй, когда б ты одному Морозову ответ держал, но на тебе еще и другая кривда и другое окаянство. Малюта, подай сюда его ладанку!
— Послушай, князь, ты сам себя не бережешь; такой, видно, уж нрав у тебя; но бог тебя бережет. Как ты до сих пор ни лез в петлю, а все цел оставался. Должно быть, не написано тебе пропасть ни за что ни про что. Кабы ты с неделю тому вернулся, не знаю, что бы с тобой было, а теперь,
пожалуй, есть тебе надежда; только не спеши на глаза Ивану Васильевичу; дай мне сперва увидеть его.
—
Пожалуй, что и с горя. К чему еще жить теперь? Веришь ли, Борис Федорыч, иной раз поневоле Курбский на ум приходит; подумаю про него, и самому страшно станет: так, кажется, и бросил бы родину и ушел бы к ляхам, кабы не были они враги наши.
А если полюбит он тебя, так,
пожалуй, и сам от опричнины отвратится.
— Да, — сказал он, — только нам одно и осталось, что татар колотить! Кабы не ждать их в гости, а ударить бы на Крым всеми полками разом, да вместе с казаками, так,
пожалуй, что и Крым взяли бы!
— Здравствуйте, оборванцы! — сказал он наконец и, поглядев на Серебряного, прибавил: — Ты зачем в Слободу
пожаловал? По тюрьме, что ли, соскучился?
— Они, — продолжал Никита Романович, немного запинаясь, — они, государь, ведь доброе дело учинили; без них,
пожалуй, татары на самую бы Рязань пошли!
А этих голоштанников в опричнину не впишу; мои молодцы,
пожалуй, обидятся.
— От мельницы было поприщ сорок, батюшка; от Москвы,
пожалуй, будет подале. Да оно нам, почитай, по дороге приходится, коли мы на Жиздру походом.