Все вокруг монастыря дышало такою тишиною, что вооруженный объезд
казался излишним. Даже птицы на дубах щебетали как будто вполголоса, ветер не шелестел в листьях, и только кузнечики, притаясь в траве, трещали без умолку. Трудно было подумать, чтобы недобрые люди могли возмутить это спокойствие.
Алексей Александрович слушал ее теперь, и те выражения, которые прежде не то что были неприятны ему, а
казались излишними, теперь показались естественны и утешительны.
Варенька умчалась куда-то. Полканов, закурив папироску, вышел на террасу и стал ходить по ней взад и вперёд. Ему улыбалась эта прогулка, но Григорий и Маша
казались излишними. Они будут стеснять его — это несомненно.
Для иных из читателей может
показаться излишним и утомительным беспрестанное описыванье одной и той же дороги, то весной, то летом, то осенью, то зимою: одного и того же уженья, то на Мёше, то на Деме, то на Белой, то на Бугуруслане.
Преувеличенные похвалы Станкевичу, нам самим
кажутся излишними и несправедливыми; сравнивать его с Сократом, идеи которого разнесены по свету несколькими Платонами, нам никогда не приходило в голову.
Ему так ясно было, что народ не может существовать без него, что всякие подтверждения
казались излишними… а мне было так странно: откуда у этого ничтожного человека так много этой счастливой уверенности?
Неточные совпадения
Это
казалось ему чем-то
излишним, избытком, к которому он долго не мог привыкнуть.
Многие из прежних мыслей
показались ему
излишними и крайними, но многие пробелы стали ему ясны, когда он освежил в своей памяти всё дело.
Она боялась, чтобы дочь, имевшая, как ей
казалось, одно время чувство к Левину, из
излишней честности не отказала бы Вронскому и вообще чтобы приезд Левина не запутал, не задержал дела, столь близкого к окончанию.
Его стройная фигура и сухое лицо с небольшой темной бородкой; его не сильный, но внушительный голос, которым он всегда умел сказать слова, охлаждающие
излишний пыл, — весь он
казался человеком, который что-то знает, а может быть, знает все.
— Мне не нравится в славянофильстве учение о национальной исключительности, — заметил Привалов. — Русский человек, как мне
кажется, по своей славянской природе, чужд такого духа, а наоборот, он всегда страдал
излишней наклонностью к сближению с другими народами и к слепому подражанию чужим обычаям… Да это и понятно, если взять нашу историю, которая есть длинный путь ассимиляции десятков других народностей. Навязывать народу то, чего у него нет, — и бесцельно и несправедливо.