Неточные совпадения
— Вишь, что наладил, — проворчал опять Михеич, — отпусти разбойника, не вешай разбойника, да и не хвались, что хотел повесить! Затвердила сорока Якова, видно с одного поля ягода! Не беспокойся, брат, — прибавил он громко, — наш князь никого не
боится; наплевать ему на твово Скурлатова; он одному
царю ответ держит!
Боятся меня и земские и опричники, жалует
царь за молодечество, проклинает народ православный.
Стара была его мамка. Взял ее в Верьх еще блаженной памяти великий князь Василий Иоаннович; служила она еще Елене Глинской. Иоанн родился у нее на руках; у нее же на руках благословил его умирающий отец. Говорили про Онуфревну, что многое ей известно, о чем никто и не подозревает. В малолетство
царя Глинские
боялись ее; Шуйские и Бельские старались всячески угождать ей.
Никто не прерывал его речи; всем она захватила дыханье.
Царь слушал, наклонясь вперед, бледный, с пылающими очами, с пеною у рта. Судорожно сжимал он ручки кресел и, казалось,
боялся проронить единое слово Морозова и каждое врезывал в памяти, чтобы за каждое заплатить ему особою мукой.
— Нельзя, Борис Федорыч, пора мне к своим!
Боюсь, чтоб они с кем не повздорили. Кабы
царь был в Слободе, мы прямо б к нему с повинною пришли, и пусть бы случилось, что богу угодно; а с здешними душегубцами не убережешься. Хоть мы и в сторонке, под самым лесом остановились, а все же может какой-нибудь объезд наехать!
— Жаль, государь! — отвечал Кольцо, не
боясь раздражить
царя этим признанием.
Неточные совпадения
— Муромская приехала. Рассказывает, будто
царь собрался в Лондон бежать, кадетов испугался, а кадеты левых
боятся, и вообще черт знает что будет!
— Рабочие и о нравственном рубле слушали молча, покуривают, но не смеются, — рассказывала Татьяна, косясь на Сомову. — Вообще там, в разных местах, какие-то люди собирали вокруг себя небольшие группы рабочих, уговаривали. Были и бессловесные зрители; в этом качестве присутствовал Тагильский, — сказала она Самгину. — Я очень
боялась, что он меня узнает. Рабочие узнавали сразу: барышня! И посматривают на меня подозрительно… Молодежь пробовала в царь-пушку залезать.
Он помнит, как, после музыки, она всю дрожь наслаждения сосредоточивала в горячем поцелуе ему. Помнит, как она толковала ему картины: кто этот старик с лирой, которого, немея, слушает гордый
царь,
боясь пошевелиться, — кто эта женщина, которую кладут на плаху.
Невежа ты! Глазеешь, рот разиня, // По сторонам, а батюшка, великий // Премудрый
царь, дивится, что за дура // В высокие хоромы забежала // Незваная. Деревня ты, деревня! // Поди к нему, не
бойся, не укусит, // Да кланяйся пониже!
Потом стали толковать о каких-то «золотых грамотах», которые появлялись нивесть откуда на дорогах, в полях, на заборах, будто «от самого
царя», и которым верили мужики, а паны не верили, мужики осмеливались, а паны
боялись… Затем грянула поразительная история о «рогатом попе»…