Неточные совпадения
Ехал Серебряный, понуря голову, и среди его мрачных дум, среди самой безнадежности светило ему, как дальняя заря, одно утешительное чувство. То было сознание, что он в жизни исполнил долг свой, насколько позволило ему умение, что он шел прямою дорогой и ни разу не уклонился от нее умышленно. Драгоценное чувство, которое, среди скорби и бед, как неотъемлемое сокровище, живет в сердце честного человека и пред которым все
блага мира, все, что составляет
цель людских стремлений, — есть прах и ничто!
Давать страсти законный исход, указать порядок течения, как реке, для
блага целого края, — это общечеловеческая задача, это вершина прогресса, на которую лезут все эти Жорж Занды, да сбиваются в сторону. За решением ее ведь уже нет ни измен, ни охлаждений, а вечно ровное биение покойно-счастливого сердца, следовательно, вечно наполненная жизнь, вечный сок жизни, вечное нравственное здоровье.
Но, может быть, это все равно для
блага целого человечества: любить добро за его безусловное изящество и быть честным, добрым и справедливым — даром, без всякой цели, и не уметь нигде и никогда не быть таким или быть добродетельным по машине, по таблицам, по востребованию? Казалось бы, все равно, но отчего же это противно? Не все ли равно, что статую изваял Фидий, Канова или машина? — можно бы спросить…
Но если, говорил я сам себе, я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит, кто ради
благой цели не опорочит неудачное изображение мысли; кто состраждет со мною над бедствиями собратии своей, кто в шествии моем меня подкрепит, — не сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда?..
Особенно во время его болезни и продолжительного выздоровления, видаясь чаще обыкновенного, он затруднял меня спросами и расспросами, от которых я, как умел, отделывался, успокаивая его тем, что он лично, без всякого воображаемого им общества, действует как нельзя лучше для
благой цели: тогда везде ходили по рукам, переписывались и читались наизусть его Деревня, Ода на свободу.
Не только благо нашего отечества, но и
благо целого мира утверждено победами Екатерины. Давно ли еще знамя лжепророка грозило стенам Венским? Новый Магомет II мог быть новым истребителем государств Европейских: сколь же бедственны успехи Оттоманского оружия для человечества и просвещения? Теперь варвары уже не опасны для Европы; теперь слабый Паша Виддина презирает могущество Порты!.. И сия безопасность есть дело Великой Екатерины, Которая потрясла и разрушила сей колосс ужасный.
Неточные совпадения
Стародум(
целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю Бога, что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех
благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в чем состоит общее
благо, но твердо знал, что достижение этого общего
блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было общих
целей.
Кровля пуще всего говорит сердцу путешественника, и притом красная: это
целая поэма, содержание которой — отдых, семья, очаг — все домашние
блага. Кто не бывал Улиссом на своем веку и, возвращаясь издалека, не отыскивал глазами Итаки? «Это пакгауз», — прозаически заметил кто-то, указывая на дразнившую нас кровлю, как будто подслушав заветные мечты странников.
Этим объяснялось для Нехлюдова то удивительное явление, что самые кроткие по характеру люди, неспособные не только причинить, но видеть страданий живых существ, спокойно готовились к убийствам людей, и все почти признавали в известных случаях убийство, как орудие самозащиты и достижения высшей
цели общего
блага, законным и справедливым.
Тот взгляд на жизнь, который я называю историческим лишь в противоположность частному и который, в сущности, религиозный, — ценности ставит выше
блага, он принимает жертвы и страдания во имя высшей жизни, во имя мировых
целей, во имя человеческого восхождения.