Неточные совпадения
Разошлись около полуночи, и Володя, вернувшись
в свою
каюту, быстро разделся, впрыгнул
на верхнюю
койку, чуть не ударившись головой о потолок, и, юркнув под мягкое шерстяное одеяло, связанное матерью, почти мгновенно уснул со смутными мыслями о близких, о корвете и о чем-то беспредельно счастливом и хорошем впереди.
Все
в Володиной
каюте было аккуратно прибрано Ворсунькой. Медные ручки комода, обод иллюминатора и кенкетка,
на диво отчищенные, так и сияли. По стенке, у которой была расположена
койка Володи, прибит был мягкий ковер — подарок Маруси, и
на нем красовались
в новеньких рамках фотографии матери, сестры, брата, дяди-адмирала и няни Матрены.
Но едва только Ашанин стал
на ноги, придерживаясь, чтобы не упасть, одной рукой за
койку, как внезапно почувствовал во всем своем существе нечто невыразимо томительное и бесконечно больное и мучительное. Голова, казалось, налита была свинцом,
в виски стучало,
в каюте не хватало воздуха, и было душно, жарко и пахло, казалось, чем-то отвратительным. Ужасная тошнота, сосущая и угнетающая, словно бы вытягивала всю душу и наводила смертельную тоску.
И снова все показалось ему немилым, и снова морская служба потеряла всякую прелесть
в его глазах. Он спустился вниз, шатаясь, дошел до своей
каюты и влез
на койку. Но и лежачее положение не спасло его. После самого пребывания
на свежем воздухе его, как выражался старый штурман, «совсем разлимонило»
в душной и спертой атмосфере маленькой
каюты,
в которой по-прежнему бедный батюшка то стонал, то шептал молитвы, вдруг прерываемые неприятными звуками, свидетельствовавшими о приступе морской болезни.
Тем временем доктор вместе со старшим офицером занимались размещением спасенных. Капитана и его помощника поместили
в каюту, уступленную одним из офицеров, который перебрался к товарищу; остальных —
в жилой палубе. Всех одели
в сухое белье, вытерли уксусом, напоили горячим чаем с коньяком и уложили
в койки. Надо было видеть выражение бесконечного счастья и благодарности
на всех этих лицах моряков, чтобы понять эту радость спасения. Первый день им давали есть и пить понемногу.
И почти все офицеры и гардемарины спали
на юте
в подвешенных
койках. Спать
в душных
каютах было томительно.
И недовольные, раздраженные офицеры торопливо расходятся после обеда по своим
каютам, стараясь заснуть под скрип переборок, заняв возможно более удобное положение
в койке, чтобы не стукнуться лбом
в каютную стенку. А эти деревянные стенки продолжают скрипеть. Они точно визжат, точно плачут и стонут.
В каюте с задраенным (закрытым) наглухо иллюминатором, то погружающимся, то выходящим из пенистой воды, душно и жарко. Сон бежит от глаз нервного человека и гонит его наверх,
на свежий воздух…
Все становились нетерпеливее и раздражительнее, готовые из-за пустяка поссориться, и каждый из офицеров чаще, чем прежде, искал уединения
в душной
каюте, чтобы, лежа
в койке и посматривая
на иллюминатор, омываемый седой волной, отдаваться невольно тоскливым думам и воспоминаниям о том, как хорошо теперь
в теплой уютной комнате среди родных и друзей.
Неточные совпадения
Любитель-натуралист, по обыкновению, отправился
в койку мучиться морскою болезнию; слуги ловили стулья, стаканы и все, что начало метаться с места
на место; принайтавливали мебель
в каютах.
В каюте у себя он сует мне книжку
в кожаном переплете и ложится
на койку, у стены ледника.
Пока я курил и думал, пришел Тоббоган. Он обратился ко мне, сказав, что Проктор просит меня зайти к нему
в каюту, если я сносно себя чувствую. Я вышел. Волнение стало заметно сильнее к ночи. Шхуна, прилегая с размаха, поскрипывала
на перевалах. Спустясь через тесный люк по крутой лестнице, я прошел за Тоббоганом
в каюту Проктора. Это было чистое помещение сурового типа и так невелико, что между столом и
койкой мог поместиться только мат для вытирания ног.
Каюта была основательно прокурена.