«Та королева, — думал он про себя, — которая чинила свои чулки в тюрьме, уж конечно, в ту минуту смотрела
настоящею королевой и даже более, чем во время самых пышных торжеств и выходов».
— Простите меня, — еще раз повторил Малевский, а я, вспоминая движение Зинаиды, подумал опять, что
настоящая королева не могла бы с большим достоинством указать дерзновенному на дверь.
Мы были не одни. Высокая, седая женщина, казавшаяся мне
настоящей королевой, присутствовала при нашем разговоре. Она стесняла нас. Я видела, что папе хотелось сказать мне еще много, но он молчал, потому что высокая женщина была тут, и отец не мог быть при ней тем чудесным, добрым и нежным, каким бывал в Гори.
Неточные совпадения
Между тем ночь сошла быстро и незаметно. Мы вошли в гостиную, маленькую, бедно убранную, с портретами
королевы Виктории и принца Альберта в парадном костюме ордена Подвязки. Тут же был и портрет хозяина: я узнал таким образом, который
настоящий: это — небритый, в рубашке и переднике; говорил в нос, топал, ходя, так, как будто хотел продавить пол. Едва мы уселись около круглого стола, как вбежал хозяин и объявил, что г-н Бен желает нас видеть.
Федосья сделала носом какой-то шипящий звук, взмахнула тряпкой и вышла из комнаты с видом оскорбленной
королевы. Я понял только одно, что благодаря Пепке с
настоящего дня попал в разряд «Фомы невероятного».
— Милая! милая! — говорила тетя, вскрикивая, как в истерике. — Приехала наша
настоящая хозяйка! Пойми, ведь ты наша хозяйка, наша
королева! Тут все твое! Милая, красавица, я не тетка, а твоя послушная раба!
— Вот бы вам,
королева моя аметистовая, быть графинею, не чета вы
настоящей графине Наталье Федоровне — кожа ведь да кости одни, ни подставной — нашей Настасьи… И будете, бриллиантовая, будете, чует мое старушечье сердце, что будете…
Как пристали к баронессе темный галстучек, амазонское платье а la reine de Suede [Как у
королевы Швеции (фр.).], отважная верховая езда по следам гончих, ученые словопрения с профессорами и даже чернильные пятна на пальчиках ее и манжетах!
Настоящая Христина! — так говорили ее поклонники; а последних было у ней довольно, потому что желание владычествовать и обязывать заставляли ее быть великодушною, очень часто к собственному вреду.