Сажают прямо против Тани, // И, утренней
луны бледней // И трепетней гонимой лани, // Она темнеющих очей // Не подымает: пышет бурно // В ней страстный жар; ей душно, дурно; // Она приветствий двух друзей // Не слышит, слезы из очей // Хотят уж капать; уж готова // Бедняжка в обморок упасть; // Но воля и рассудка власть // Превозмогли. Она два слова // Сквозь зубы молвила тишком // И усидела за столом.
На дьякона стал налегать сон; он поплотней прислонился к пирамиде и задремал, но ненадолго; ему вдруг почудилось, как будто кто-то громко топнул, Ахилла открыл глаза: все было тихо, только небо изменилось;
луна побледнела, и по серой пирамиде Савелия ползла одна длинная и широкая тень. Тучилось и пахло утром. Ахилла встал на ноги, и в эту минуту ему опять показалось, что по кладбищу кто-то ходит.
Пошли… И в ночной тишине перекрестил Ардалион Гришу под той ракитой, где сжимал он в объятиях Дуню… Полная
луна бледным светом обливала обнаженное тело юного изувера, когда троекратно под рукой Ардалиона погружался он в свежие струи речки. Ночь благоухала, небесные звезды тихо, безмолвно мерцали, в лесу и в приречных ракитах раздавалось громкое пенье соловьев.
Неточные совпадения
Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог различить при свете ее, далеко от берега, два корабля, которых черные снасти, подобно паутине, неподвижно рисовались на
бледной черте небосклона.
Она любила на балконе // Предупреждать зари восход, // Когда на
бледном небосклоне // Звезд исчезает хоровод, // И тихо край земли светлеет, // И, вестник утра, ветер веет, // И всходит постепенно день. // Зимой, когда ночная тень // Полмиром доле обладает, // И доле в праздной тишине, // При отуманенной
луне, // Восток ленивый почивает, // В привычный час пробуждена // Вставала при свечах она.
«Я влюблена», — шептала снова // Старушке с горестью она. // «Сердечный друг, ты нездорова». — // «Оставь меня: я влюблена». // И между тем
луна сияла // И томным светом озаряла // Татьяны
бледные красы, // И распущенные власы, // И капли слез, и на скамейке // Пред героиней молодой, // С платком на голове седой, // Старушку в длинной телогрейке: // И всё дремало в тишине // При вдохновительной
луне.
В окна, обращенные на лес, ударяла почти полная
луна. Длинная белая фигура юродивого с одной стороны была освещена
бледными, серебристыми лучами месяца, с другой — черной тенью; вместе с тенями от рам падала на пол, стены и доставала до потолка. На дворе караульщик стучал в чугунную доску.
Дождь вдруг перестал мыть окно, в небо золотым мячом выкатилась
луна; огни станций и фабрик стали скромнее,
побледнели, стекло окна казалось обрызганным каплями ртути. По земле скользили избы деревень, точно барки по реке.