Неточные совпадения
— А то кто же? Конечно, я! — весело отвечал старик, видимо любуясь
своим племянником, очень походившим на покойного любимого брата адмирала. — Третьего
дня встретился с управляющим морским министерством,
узнал, что «Коршун» идет в дальний вояж [Моряки старого времени называли кругосветное путешествие дальним вояжем.], и попросил… Хоть и не люблю я за родных просить, а за тебя попросил… Да… Спасибо министру, уважил просьбу. И ты, конечно, рад, Володя?
Через три
дня Володя, совсем уже примирившийся с назначением и даже довольный предстоящим плаванием, с первым утренним пароходом отправился в Кронштадт, чтоб явиться на корвет и
узнать, когда надо окончательно перебраться и начать службу. Вместе с тем ему, признаться, хотелось поскорее познакомиться с командиром и старшим офицером — этими двумя главными
своими начальниками — и увидеть корвет, на котором предстояло прожить три года, и
свое будущее помещение на нем.
Несколько лет такого занятия, — и они составляли состояния, бросали
свое позорное
дело и селились где-нибудь в дальних колониях, где их не
знали и где вообще люди не особенно любознательны до чужих биографий, и занимались какой-нибудь торговлей.
— А затем ураган перенесет на такую скалу семена и цветочную пыль с ближайшего материка или острова и, смотришь, через десяток лет островок покроется зеленью! — добавил старый штурман. — Однако мне пора
дело кончать… Вот в полдень
узнаем, сколько течением отнесло нас к осту, — заметил Степан Ильич и, несмотря на
свои почтенные годы — он говорил, что ему пятьдесят пять, но, кажется, чуть-чуть убавлял — сбежал с мостика с легкостью молодого мичмана.
Андрей Николаевич и сам это
знал и исполнял
свой долг безупречно, но все-таки полагал, что лишняя чистка перед адмиральским смотром
дела не испортит, как лишняя ложка масла в каше. И он ответил...
Ашанин был очень доволен
своей неожиданной командировкой. Он вволю отсыпался теперь, не
зная ни ночных вахт, ни авралов, ни учений, перезнакомился со многими пассажирами и двумя пассажирками и весь отдавался новым впечатлениям среди новой обстановки и новых людей. Для него приятно быстро и незаметно прошли эти несколько
дней перехода из Сингапура в Сайгон — главный город только что завоеванной французами и еще находившейся в восстании Кохинхины, составлявшей часть Анамского королевства.
Ашанин очень обрадовался и еще более обрадовался, когда недели через две ему дали
знать, что русское военное судно пришло на рейд. В тот же
день он откланялся адмиралу Бонару, простился с сожителями и, забравши
свои пожитки, отправился на «Коршун».
Она была старше жениха лет на десять и дурна, как «сапог», как неделикатно выразился Лопатин об этой неуклюжей даме, приезжавшей на «Коршун» в
день ухода его из Кронштадта, и которую Первушин выдавал за
свою кузину, но зато у этой невесты, вдовы-купчихи, был огромный дом на Невском, как
узнали все после, когда Первушин на ней женился.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не
знаешь и не в
свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь
свою».
Теперь, когда лошади нужны были и для уезжавшей княгини и для акушерки, это было затруднительно для Левина, но по долгу гостеприимства он не мог допустить Дарью Александровну нанимать из его дома лошадей и, кроме того,
знал, что двадцать рублей, которые просили с Дарьи Александровны за эту поездку, были для нее очень важны; а денежные
дела Дарьи Александровны, находившиеся в очень плохом положении, чувствовались Левиными как
свои собственные.
Правитель его канцелярии и секретарь
знали это и предуведомляли просительниц, чтоб отнюдь не плакали, если не хотят испортить
свое дело.
Левин слушал слова, и они поражали его. «Как они догадались, что помощи, именно помощи? — думал он, вспоминая все
свои недавние страхи и сомнения. Что я
знаю? что я могу в этом страшном
деле, — думал он, — без помощи? Именно помощи мне нужно теперь».
— Да, это всё может быть верно и остроумно… Лежать, Крак! — крикнул Степан Аркадьич на чесавшуюся и ворочавшую всё сено собаку, очевидно уверенный в справедливости
своей темы и потому спокойно и неторопливо. — Но ты не определил черты между честным и бесчестным трудом. То, что я получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он лучше меня
знает дело, — это бесчестно?