Долго
еще смотрели моряки на этот городок. Уже корвет вышел из лагуны и, застопорив машину, оделся всеми парусами и под брамсельным ветерком, слегка накренившись, пошел по Тихому океану, взяв курс по направлению южных островов Японии, а матросы все еще нет-нет да и оторвутся от утренней чистки, чтобы еще раз взглянуть на приютившийся под склонами городок… Вот он уменьшается, пропадает из глаз и на горизонте только виднеется серое пятно острова.
Неточные совпадения
— Тут их сто. Сразу,
смотри, не транжирь… До производства ведь
еще долго… Да кошелек береги… Он у меня
еще с первого моего дальнего вояжа… Одна дама вязала…
Сухощавый, небольшого роста пожилой человек в стареньком теплом пальто и старой походной фуражке, проведший большую часть своей полувековой труженической жизни в плаваниях, всегда ревнивый и добросовестный в исполнении своего долга и аккуратный педант, какими обыкновенно бывали прежние штурмана, внимательно
посмотрел на горизонт, взглянул на бежавшие по небу кучевые темные облака, потянул как будто воздух своим длинноватым красным носом с желтым пятном, напоминавшим о том, как Степан Ильич отморозил себе лицо в снежный шторм у берегов Камчатки
еще в то время, когда красота носа могла иметь для него значение, и проговорил...
Володя
посмотрел на свои часы и увидал, что остается
еще целых десять минут. О, господи, он отлично мог бы проспать по крайней мере пять минут, если бы его не разбудил так рано Ворсунька.
Прошло минут пять-десять, и юный моряк уже без жгучего чувства страха
смотрел на шторм и на беснующиеся вокруг корвета высокие волны. И не столько привыкли все
еще натянутые, словно струны, нервы, сколько его подбадривало и успокаивало хладнокровие и спокойствие капитана.
Мичману казалось, что он
смотрит ужасно долго, и он нетерпеливо и с сердитым выражением взглядывал на маленькую, коренастую фигурку старшего офицера. Его красное, обросшее волосами лицо, казалось мичману, было недостаточно взволнованно, и он уже мысленно обругал его, негодуя на его медлительность, хотя и минуты
еще не прошло с тех пор, как старший офицер взял трубу.
Матросы толпились у борта и, взволнованные, напряженно
смотрели вперед. Но простым глазом
еще ничего не было видно.
Они исчезли из глаз, а Володя все
еще раздумчиво
смотрел на океан, находясь под сильным впечатлением рассуждений матроса. И в голове его проносились мысли: «И с таким народом, с таким добрым, всепрощающим народом да
еще быть жестоким!» И он тут же поклялся всегда беречь и любить матроса и, обращаясь к Бастрюкову, восторженно проговорил...
Все выходили на палубу и становились во фронт расфранченные, с веселыми лицами.
Еще бы! Почти два месяца не видали берега! Всем хочется погулять,
посмотреть на зелень, повидать чужой город и… выпить вволю.
— Нет, я после пообедаю… Мне надо
еще самому
посмотреть, как реи выправлены и не ослаб ли такелаж, а потом поговорить с боцманом.
— И вот что
еще, любезный друг: прошу вас сегодня ко мне обедать в шесть часов. Но только
смотрите: если приедете под парусами, — два рифа взять! — прибавил, уже смеясь, адмирал.
— А сегодняшний день?.. Снимаемся завтра. И нечего особенного здесь
смотреть… Да и, верно, зимовать придем в Японию…
Еще насмотримся на нее! — отвечал Андрей Николаевич.
Англичанка
еще спала, и Ашанин снова
смотрел на берег вместе с французами-пассажирами, ехавшими в Сайгон и желавшими поскорее взглянуть на свою новую колонию, которую так расхваливали парижские газеты, прославляя мудрость императора Наполеона III.
Володя взглянул на мачты «Витязя». Реи уже обрасоплены, марсели надулись, фок и грот посажены и уже взлетают брамсели… Он отвернулся и с замиранием сердца
посмотрел на «Коршун», думая почему-то, что на «Коршуне»
еще нет брамселей. Но вдруг лицо Володи светлеет, и сердце радостно бьется в груди: и на «Коршуне» уже стоят брамсели, и он, разрезая носом воду, плавно несется за «Витязем».
Неточные совпадения
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот
еще!
смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную душу. Я
еще той веры, что человек не может быть и развращен столько, чтоб мог спокойно
смотреть на то, что видим.
Прыщ был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею своею фигурой так, казалось, и говорил: не
смотрите на то, что у меня седые усы: я могу! я
еще очень могу! Он был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах при малейшем его движении.
В полдень поставили столы и стали обедать; но бригадир был так неосторожен, что
еще перед закуской пропустил три чарки очищенной. Глаза его вдруг сделались неподвижными и стали
смотреть в одно место. Затем, съевши первую перемену (были щи с солониной), он опять выпил два стакана и начал говорить, что ему нужно бежать.
Еще отец, нарочно громко заговоривший с Вронским, не кончил своего разговора, как она была уже вполне готова
смотреть на Вронского, говорить с ним, если нужно, точно так же, как она говорила с княгиней Марьей Борисовной, и, главное, так, чтобы всё до последней интонации и улыбки было одобрено мужем, которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.